Я также благословила как минимум одного «Ревика», что невольно показалось мне милым.
Я практически уверена, что как минимум несколько людей снимали меня на видео в тот день, на сцене, хотя формально любое записывающее устройство запрещено в пределах лагеря.
Моё лицо все ещё время от времени показывалось в новостях — моё настоящее лицо, не аватар — а значит, я все ещё классифицировалась как террорист и враг Мирового Суда.
Так что я не знаю, кого они дурачили.
В любом случае, мне меньше всего нужно, чтобы ещё больше людей доставали меня по поводу Ревика.
Глава 2
Война
12 июня, 1944
Дневники Родерика Бирманна (также известного, как Галейт), позднее известного как президент США Дэниэл Кейн
Берлин, Германия
… Думаю, у нас наконец-то достаточно сил, чтобы оказать перманентное влияние.
Молодой Дигойз — это благословение. Я уже ловлю себя на том, что хочу дать ему больше ответственности, посмотреть, как далеко может зайти этот талант к стратегии.
Он будет моим архитектором нового мира. Среди этого расового разделения он кажется истинным участником коллективной работы. Прогрессивным деятелем.
Я так хочу доверять ему. Всем своим существом я хочу верить, что он поможет мне с моим величайшим бременем.
Этот мальчик — ключ к миру.
Не к миру в краткосрочном плане. Окончание этих войн — лишь начало, предпосылка для всего того, что должно последовать. И я не имею в виду тот тип перемирия, который подразумевает капитуляцию тех, кого никогда нельзя принуждать к мольбе или прогибам.
Я имею в виду настоящее перемирие. Которое продлится долго.
Что касается Фиграна, то он также должен сыграть свою роль. Его амбиции кажутся безграничными, но как личность он не ограничивается ими. Есть в его душе нечто, какой-то ключ к следующему шагу, окончательному исходу Смещения, который я все ещё не могу постичь.
Они все ещё не догадываются, кто они.
***
Поток пламени освещает тёмное пространство Барьера. Я знаю, что в реальности только что взорвалась ракета и послала вспышку пламени. Деревья падают от удара, птицы взлетают к облакам, крича от страха. Война происходит внизу, в физическом мире — то, что я вижу, действительно реально, а не просто какое-то световое шоу внутри самого Барьера.
Я вижу размытые, нечёткие света людей, отброшенных взрывом.
Я знаю, что они настоящие люди. Я знаю, что их там разрывает на куски, конечности отрываются от туловищ, шрапнель впивается в мягкую плоть и кожу.
Некоторые полностью отделяются от их тел, тут же выброшенные в тёмное небо Барьера.
Будучи все ещё закреплённой за своим телом, я наблюдаю за ними. Поначалу, когда там умерли лишь немногие, я пыталась им помочь. Теперь их слишком много.
Я все равно пытаюсь приободрить тех, кто проходит мимо меня в волнах Барьера.
Я говорю им простые вещи.
Нет, ты не можешь вернуться в своё тело. Ты не можешь силой проложить себе путь обратно в изувеченную плоть. Да, сосуд действительно сломан. Видишь? Вот оно, вон там. Это было твоим телом. Ага, я знаю, выглядит ужасно. Нет, я не Бог и не ангел. Нет, я не знаю, как связаться с твоей женой…
Заставить их слушать сложно.
Большинство бежит от меня. Их страх заставляет их резонировать с другими светами, исчезать — пуф — в других, более запутанных местах Барьера. Они не привыкли к темным облакам Барьера и меняющемуся окружению. Они не знают, что в принципе могли бы путешествовать здесь так же, как я, если бы просто расслабились.
Но они не могут расслабиться.
Некоторые, очень немногие, слушают.
Другие видящие пытаются помочь, но этот процесс приводит в уныние. Их слишком много. И для людей все это слишком в новинку.
Пытаться помочь снаружи, пока они ещё не погибли — это ещё более жалко.
За последние несколько недель я быстро научилась этому, даже с Джоном и Касс. Для некоторого из того, что теперь стало для меня обыденной реальностью, просто не существует слов. Даже если сама идея представляет для них интерес, я чувствую пропасть между их воображением и реальностью. Как и все создания, люди объясняют жизнь и смерть в тех терминах, которые они знают на данный момент.