– Нет, что вы…
Лейя твердо сказала:
– Нет, я здесь не для этого. Если я действительно потеряла уважение народа, я верну его, а не заменю чем-то фальшивым.
Энф возразил:
– Нет, Лейя, это не то, что я хотел сказать. Я хотел сказать, что для нас важно не столько мнение сенаторов, сколько граждан, которых эти сенаторы представляют. Надо бороться с дезинформацией и извращением фактов, которые могут предпредпринять ваши политические противники.
Они вместе дошли до президентского кабинета.
– Нэнни, я должна делать то, что правильно, или то, что популярно? Где грань между желанием, чтобы тебя поняли и желанием, чтобы тебя любили? Как это поможет мне изменить мнение маленького человека, который говорит, что не готов идти туда, куда, по моему мнению, ему надо идти? Не делайте это сложнее, чем есть, Нэнни, потому, что это и так уже слишком сложно.
Энф разочарованно сказал:
– Все, что я хотел, это помочь вам достигнуть успеха. Ваш имидж – важная его часть.
Лейя грустно усмехнулась
– Хоть он и нуждается в реабилитации.
– В некоторых кругах – там, где ваша известность недостаточно широко освещена. Я не собираюсь затуманивать воздух ложью, наоборот, я хочу очистить его от грязной лжи, выпущенной на вас другими.
– Мон Мотма никогда не пользовалась услугами имиджмейкеров, а ей приходилось куда труднее, чем мне. Нет, мне это не нужно.
Через несколько часов Лейя рассказала об этой беседе Хэну, когда они с детьми обедали. Она ожидала, что Хэн поддержит ее решение, но его лицо ничего не выразило.
– Что? В чем дело, Хэн?
– Ничего. Продолжай, я слушаю.
Лейя встряхнула головой.
– Нет, я знаю этот твой взгляд. Он молчаливо говорит: «лучше я ничего не скажу, потому, что иначе будет еще хуже».
Хэн усмехнулся:
– Я тоже знаю, что ты думаешь: «Я расскажу ему это потому, что он достаточно глуп, чтобы сказать то, что думает по этому поводу».
– Хэн, так почему ты просто не скажешь мне, что ты думаешь?
Хэн фыркнул:
– Ох, эти женщины! Они всегда хотят, чтобы ты сказал то, что думаешь, но что бы ты ни сказал, это будет неправильно.
Лейя улыбнулась.
– Да, пока ты не поймешь правила игры.
Хэн вздохнул.
– Что меня пугает, так это то, что Джайна слишком быстро узнает эти правила. Пару дней назад я получил послание от старого знакомого, он раньше был контрабандистом, но потом завязал и начал честную жизнь. Сейчас он живет на Фокаске, мы давно уже не общались с ним…
– И что же он интересного сообщил?
– Он прислал копию сообщения их местной сети новостей под заголовком: «Сожалеет ли принцесса о потерянной короне?».
– Вот как? И что бы это могло значить?
– Ну, о тебе всегда думали как о проводнике лучших идей Старой Республики, но сейчас, похоже, подозревают, что ты обратилась к еще более старым идеям – монархии. Можешь сама прочитать, если хочешь.
– А твой знакомый это как-то прокомментировал?
– Он в конце послания спрашивал: «Неужели это правда?»
Лейя ничего не сказала, но потом, когда они с Хэном стояли, обнявшись, и наблюдали за детьми, играющими в своем маленьком пруду, эти слова все еще звучали в ее ушах.
Вернувшись в свой кабинет, Лейя приказала Эйлолл просмотреть сообщения, которые проходили по общим линиям. После этого она вызвала к себе Энфа.
– Я думала над тем, что вы мне сказали, Нэнни. Пожалуйста, посмотрите, что может быть сделано в этом направлении.
Энф улыбнулся.
– Мы начнем работать над этим прямо сейчас.
Молодой человек и старый каламари вышли из флотского спидера, остановившегося на бетонированной площадке перед ангаром.
Акбар указал на бело-красный истребитель.
– Вот что я хотел тебе показать. Ты видел когда-нибудь до этого такие?
Маллар сказал:
– Да, в справочнике по военным кораблям у моего деда. Это истребитель Т-65 фирмы «Инком», в просторечии называемый «крестокрылом», так?
– Правильно. Но обрати внимание на расширенный профиль корпуса и второе сиденье в кабине.
– Это учебная модель?
Акбар кивнул.
– Да, хотя сейчас он не является истребителем первой линии, но каждый пилот флота свои первые сто летных часов получает в таком истребителе.
Маллар залез под корпус истребителя.
– Он здорово отличается от ДИ-перехватчика.
– Да, и есть одно отличие, которое ты особенно оценишь – это гиперпривод.
На лице юноши появилась улыбка, но потом погасла.
– Я в госпитале слышал, что один из этих истребителей разбился в тот самый день, когда меня вынули из бакты.
Акбар оглянулся на ангары.
– Да, прямо здесь, врезался в челнок. Но не он первый и не он последний. Несмотря на то, что мы всеми силами стараемся научить курсантов делать все правильно, они иногда выходят из-за тренажеров с мыслью, что если они сделают ошибку, можно будет просто перезапустить программу. И корабли иногда имеют обыкновение просто ломаться.
Маллар сказал:
– Мой инструктор часто говорил, что перед тем как взлетать, нужно дважды проверить, все ли гайки завинчены.
– Похоже, твой инструктор знал свое дело.
Маллар вздохнул.
– Да, Боман Йорк знал свое дело. Я скучаю по нему.
Военный транспорт с толстым широким корпусом поднялся с соседней площадки и с ревом пролетел над их головами, направляясь в космос. Маллар проводил его взглядом.
– Удивительно, такой большой, и так хорошо управляется… Знаете, до того, как напали йеветы я хотел только летать. Не на истребителе, а просто летать на корабле… Я помню, когда я был совсем маленький, корабли так красиво появлялись из туч и снова уходили в небо. Я часами мог наблюдать за этим.
Акбар кивнул в сторону истребителя:
– Хочешь сейчас попробовать?
– А можно?
– Да. Я буду вместо инструктора. Неси скафандры, они в багажнике спидера.
Маллар поспешил к спидеру и вскоре вернулся, неся в руках два скафандра.
– Который из них мой?
– На нем написано твое имя.
Маллар удивленно посмотрел на скафандр, над правым карманом которого была нашита полоска с его именем. Потом он перевел удивленный взгляд на Акбара.
Каламари твердо сказал:
– Ты заслужил это. За те качества, что ты показал, когда йеветы напали на Поуллнай. Это стоит больше, чем все показатели на тренажерах. В худшие дни Восстания нам приходилось бросать в бой пилотов, налетавших лишь по десять часов, потому, что шла война. А Поуллнай сейчас в войне с Н’Зотом. И если это важно для тебя, я обещаю, что ты закончишь учиться и вернешься в Коорнахт раньше, чем эта война кончится.
Маллар спокойно сказал, но в его голосе звучала ярость:
– Да, я хочу этого.
Акбар кивнул.
– Коридор, ведущий в кают-компанию пилотов – ты увидишь это позже – покрыт металлическими табличками с именами пилотов, которые взлетели с этой базы и не вернулись. Стены и потолок в этом коридоре почти полностью покрыты металлом… И если бы мы ставили табличку с именем каждого пилота, который научился летать здесь и погиб где-то в другом месте Галактики, нам пришлось бы покрывать ими здание снаружи…
Маллар тихо сказал:
– Я понимаю.
Акбар покачал головой.
– Ты только думаешь, что понимаешь… Как и любой в твоем возрасте. Знаешь, когда старики начинают войну, первыми умирают молодые. Тебе очень повезло, Плэт Маллар, что ты выжил и оказался здесь. Ты спас свою жизнь от этих убийц, и тебе не обязательно снова предлагать ее им. Никто не скажет тебе ни слова упрека, если ты не выберешь этот путь, и просто останешься здесь.
Маллар сказал:
– Я знаю. И я благодарю вас, что напомнили мне про возможность выбора. Но мой выбор – надеть этот скафандр и надеяться на то, что я смогу отплатить за все убийцам моей семьи и моего народа.
– Хорошо, тогда начнем. Тебе нужно еще многому научиться.