А суд, а вера в возмездие, в вечные муки! Это к чему? Неужели это потребность человека? Или это высокое стремление к вечной правде, вопль обиженных о мести, о наказании! Эта вера ничего не сулит большинству, кроме геенны огненной. Приятно ли умирать с такими мыслями. И праведники мало надеются на прощение, и их устрашают вечные муки, неугасающий огонь и гнилостный не умирающий червь. И понимается все это чуть не буквально.
Мыслители, говорившие об этом, подразумевали другое разумное, верное, непреложное (но о том не может быть теперь речи). Согласуется ли эта идея возмездия сколько-нибудь со здравым смыслом, с правдою добрых, разумных и знающих людей? Положим, вы величайший преступник, убийца, прелюбодей, вор и насильник, разрушающий и свое счастье, и благополучие других людей. Положим, вы безрассудный монарх, послуживший причиною гибели миллионов людей, их ужасных мучений, уродства, разорения и т. д. Заслуживаете им вы вечной муки?
Тело и его деятельность есть результат устройства его тела и души (мозга). Свою же порочную волю, ум, нравственность, тело, его болезни и недостатки, – он наследует от родителей, получает невольно и не может от них отделаться. Сила обстоятельств, которые еще ухудшили эти злые дары родителей, также не преступником создаются, и он не может их избежать. Прочтенные книги, слышанные речи, выделанные дела, развратившие его, не могли его миновать. Он не был в силах их изменить или устранить с дороги.
В чем же он виноват? За что эти вечные муки? Не есть ли это только невежество и выражение наклонности людей к мести, беспощадности, отсутствие великодушия: отсюда ушел без наказания, так там его получишь в избытке, в невообразимом ужасе!!
Но есть ли это также желание как-нибудь устранить негодных людей, предохранить колеблющихся от зла и охранить добрых и невинных?.. И зачем взваливать совершения этого наказания на высшее существо! Добрый человек способен простить. Неужели высочайший к тому же неспособен!
Мы приходим к заключению, на основании знания и добрых чувств, что нет виновных, а есть опасные душевнобольные, или несчастные преступники, которых нужно исправить или, если нельзя, то устранить и сделать безвредными для общества (а не убивая и не мстя им)…
Неужели высший не в силах придти к тому же выводу? Не обида ли это для него? Какое презрение, нашей странной верой о вечном возмездии, мы выражаем тому, которого мы считаем первопричиной, высшим существом, высшим выражением знания, совершенства и доброты!
Буду стараться в последующем изложении бессмертную сущность вещества (материю) называть духом. Душа же, в отличие от духа, есть совокупность свойств тела, которые с разрушением животного бесследно исчезают. (Мы признаем существование первопричины. От нее, бесконечно удаленной по времени, происходит все, что мы познаем в природе и что не можем познать – ни чувствами, ни умом. Она есть причина и появления вселенной. В сравнении с нею – мир ничто: прах, мимолетная мысль. Для нас, частичек космоса, велик и бесконечен мир – во времени, пространстве, веществе, энергии и чувстве – но не для нее.)
Представление о первопричине во всех религиях не ясно. Но разве то, что мы даем, туманно? Оно, во всяком случае, грандиозно, как ни в одном учении.
Пантеизм не дает места особой первопричине, т. е. отрицает что-либо высшее самого мира. Только представление галилейского учителя О ПРИЧИНЕ согласуется или близко к нашему о ней понятию.
Первопричина милосердна. Это видно из того, что мы ожидаем от предстоящей жизни совершенства. Первопричина настолько же заслуживает название любви, как и мать. Создание ее все живо, так как весь мир есть совокупность бессмертных нетленных духов (атомов). Кроме них ничего нет. Свойства материи есть результат их комбинации и взаимодействия.
Что миг весь жив, даже и к науке прибегать излишне: довольно семени, чтобы любая материя образовала из себя бесчисленное множество таких же семян и живых существ.
Участь каждой частицы природа одна и та же: или нирвана, более или менее близкая к небытию, к обморочному состоянию, – или жизнь, при соблюдении подходящих условий. Нирвана проходит незаметно для духа. Остается, следовательно, одна жизнь.
Итак, участь каждого атома есть жизнь вечная.
Мы доказывали, что жизнь быстро совершенствуется: во всех уголках мира, на всех планетах, после возникновения несовершенной и неприглядной жизни, наступает высшая прекрасная жизнь. Она продолжается бесконечно долго в сравнении с жизнью неудачной, страдальческой. Поэтому последнюю и считать нечего, так, одно мгновение! Значит судьба всего созданного, всякой материальной точки одна и та же: жизнь вечная, непрерывная и блаженная.
Небытия, как будто, гораздо больше, чем бытия, но первое субъективно не существует, т. е. для духа его нет, так как небытие для духа проходит незаметно, сколько бы миллионов лет оно не продолжалось. Также есть и страдание, но оно, в общем, составляет ничтожную долю бесконечности и потому может не считаться, оно как бы незаметно.
У нас выходит, что и животные, и «мертвая материя» получат то же, что и человек, т. е. судьба их одна и та же. И преступник, и добрый, и умный и неразумный сравниваются и получают одно и то же. Не обидно ли это! Наконец, плодотворна ли такая идея? Не ведет ли она к распущенности воли, к разврату и преступлению? Не поощряет ли халатности, лени, бездеятельности, как магометанский фанатизм?
Но мы не отрицаем естественного возмездия. Оно, очевидно, есть в настоящей и следующей за ней жизни. Действительно, каждый дурной поступок влечет неизбежно наказание в этой жизни. Дурное, грешное есть заблуждение, ошибка. Но каждая ошибка несет дурные следствия, которые и обрушиваются на заблудшего и его близких. Убийцу убивают или лишают свободы. Обманщику не верят и наказывают или презирают. Ленивый голодает. Нарушителя целомудрия убивают или лишают свободы.
Очень часто ограниченный преступник не видит даже ясной связи между его поступком и его натуральным следствием, и приписывает свое наказание чему-нибудь постороннему (напр., действию высших существ).
В будущей жизни неверные шаги настоящей жизни сказываются отдалением совершенства, царства истины, замедлением прогресса, остановкой его, даже движением жизни вспять к первобытному или животному состоянию.
Что же, разве не получает наказания заблуждающийся и в будущей жизни, в которой ему придется возникнуть! Правда, это не то, что «суд» верующих. Определенности такой наша этика не дает.
Но может быть есть и многое другое, что мы не предвидим. Если я даю хоть что-нибудь мало-мальски утешительное, хоть немногое, приближающееся к лучшим мечтам человечества, то и то не плохо. И такие идеи можно пустить в оборот, не боясь ими натворить бед. Все же это научный шаг вперед. Ведь современная наука не делает моих выводов.
Будущий прогресс знания даст больше. Даже это несомненно. Смешно было бы и безумно считать свои выводы безусловно верными и полными. Наука существует еще только одно мгновение, разум ограничен и ничтожен (вследствие малости мозга) и выводы его, понятно, несовершенны, неполны и, может быть, ложны.
С другой стороны – ведь и религии так противоречивы! Несомненно, что и симпатичнейшие книги христиан содержат противоречия, несовершенства и невозможности. Такова библия, т. е. книги ветхого завета. Очевидно, не все там заслуживает доверия. Евангелие тоже можно объяснить и так и этак. Например, под огнем неугасимым можно подразумевать непрерывное уничтожение преступных и необщественных элементов, так как род их естественно или искусственно прекращается. А в будущем «огонь вечный» есть только строгий подбор, лишающий такие элементы возможности размножаться. Непрерывное погашение необщественных элементов не есть ли «огонь неугасимый» и «червь неумирающий»?
Итак, не забудем, что вера научная неполна: она дает только то, что позволяет современный уровень знаний. Но каков он будет через тысячи, миллионы лет существования человечества и его мысли! Лишь сотни лет наука прогрессирует, большую же часть времени человечество проспало. Если оно впредь не будет проводить тысячелетия в усыплении, то достигнет того, что превысит все мечты самого пылкого воображения, выражаемые наивной верой народов: верой в чудеса, в сверхъестественное, в Бога, ангелов, в духов, в таинственные силы природы и т. д. Но каково все это неведомое – ни наука, ни вера, ни мечты теперь открыть не могут. Пока наша научная вера также поневоле узка и ограничена, как и сама наука. Все же научная вера, как она ни слаба, бесконечно выше разнузданности воображения.