Попрыгали, хлынули, затопали по палубе - и все с криками, будто на базаре. Окружили, наставили копья.
Резкий гортанный выкрик - и все смолкло. Молодой военачальник (лицо темное, глазищи неистовые) обвел греков взглядом, сказал что-то. Горгий понял; старшего выкликает. Подобрал полы гиматия, шагнул вперед. Двое подскочили, скрутили руки сырыми ремнями. Третий цапнул за бороду кормчего, пинком отшвырнул его в тесную группу греческих матросов, а сам встал к рулевому веслу. Было и это понятно: поведут корабль в Гадир, а может, и в самый Карфаген. Поделят добычу, продадут греков в рабство Или гребцами прикуют навечно к скамьям своих кораблей.
Прощай, свобода,..
Но боги, как было сказано, благоприятствовали Горгию.
С карфагенского корабля неспешно перелез через борт дородный человек с выбритой до синевы головой Белый плащ его был подпоясан дорогой перевязью с коротким мечом,, Воины почтительно расступились перед ним. Он подошел к молодому военачальнику, бросил несколько слов. Тот, видно, возразил Бритоголовый повел на него набрякшим веком,- этого оказалось достаточно: молодой сверкнул непримиримыми глазами, но повиновался, отошел з сторону,
Горний ощутил на себе жесткий оценивающий взгляд. Услышал вопрос на ломаном греческом - шел он будто из чрева карфагенянина.
- Это твои корабль?
- Нет, господин,- поспешно ответил Горгий.- Я выполняю волю своего хозяина, Крития из Фокеи,
- Критий из Фокеи,,.- повторил бритоголовый, еле шевеля губами,- Куда послал тебя Критий? В Тартесс?
- Да, господин. По торговому делу,
- Ты не похож на грека, фокеец, Где ты рожден матерью?
- В Колхиде, на поте Эвксинском.
Не ясно было, понял бритоголовый это или нет. Он сказал «то-то воинам, и те мигом расшвыряли грубые холсты и доски, прикрывавшие трюм. Недоумение отразилось на их лицах; трюм был набит серым песком, из него торчали горлышки полузакопанных амфор. Воины тыкали копьями в песок - не спрятано ли что в нем,
- Вино и масло,- сказал Горгий бритоголовому.- Еще - египетские благовония.
- Это весь твой товар? - спросил тот.
Горгий заколебался, Все равно ведь обшарят корабль, уж лучше сказать правду.
- Еще - янтарь…
- Показывай.
Горгий взглянул на свои руки. Повинуясь жесту бритоголового, воин развязал ремни. Горгий повел важного карфагенянина в дощатую каюту.
Карфагенянин уселся на скамью, по-домашнему ослабил перевязь, распустил живот. Горгий достал из тайника мешочки с янтарем. Бритоголовый долго разглядывал золотистые и зеленоватые куски. В брюхе у него урчало, взгляд уже не был жестким. Отобрал штук десять, сунул за пазуху.
- Светлая Танит!- вздохнул он.- Люди по твердой земле ходят, едят жареных молочных щенят… Искусные женщины их развлекают… А мы с тобой, грек, болтаемся в море, как лук в тощей похлебке.
Горгий удивленно посмотрел на него: уж не ищет ли бритый сочувствия? Решил промолчать^
- Что поделаешь, служба такая.- Карфагенянин еще расслабил перевязь, поставил меч между колен.- Ты меня не бойся, грек. С тебя и взять-то нечего; товар у тебя - кал собачий.
Вдруг осклабился, ткнул Горгия большим пальцем под ребро; пошутил.
«Играет со мной, как лиса с зайцем»,- подумал Горгий, отирая взмокшие ладони о гиматий.
- И корабль у тебя - поганая лохань. Верно говорю?
Горгий кивнул. А сам подумал: много ты понимаешь, базарный вор… Одного свинца на триста талантов…
- Что ж с вами, греками, делать? - размышлял вслух карфагенянин,- Людишки у тебя - дохлятина, много за них не дадут. Сам ты, зерно, ничего -камни таскать годишься… Ну, что посоветуешь?
Горгий молчал, тоскливо глядя на тесаные доски палубы.
- Вижу, хитер ты, грек, не хочешь по-приятельски рассказать, почему с таким дрянным товаром пускаешься в такую даль. И не надо, Не хочу портить слух твоим враньем. Плыви-ка себе дальше, в Тартесс.
У Горгия будто холодная змея по спине проползла. Играет, пес бесстыжий, издевается…
Карфагенянин приподнял тяжелые веки.
- Чего ж не пляшешь, грек, от радости? Думаешь, шучу? Понравился ты мне, клянусь светлой Танит. Хочу с тобой еще раз повидаться - когда пойдешь обратно из Тартесса. Да и ты, верно, захочешь похвастать, показать старику Падрубалу - это меня так зовут,- каких товаров наменял в богатом Тартессе, да обгадят его боги сверху донизу… Ну, чего не радуешься?
- Я радуюсь, господин,- выдавил из себя Горгий.- Боги воздадут тебе за доброту…
А сам напряженно думал: вот же что замыслил, разбойник, тартесский товар ему больше по душе… Отсрочку дает, а там не миновать рабства… И вдруг вспомнил про сухой путь из Тартесса в Майнаку. Быстро прикинул в уме, сколько можно в Тартессе выручить за корабль и во что обойдутся быки с повозками,