— Смотрите, смотрите! Ворон! — закричал вдруг кто-то, и крик сразу подхватило множество голосов.
Хельга, уже уходившая прочь от площадки, обернулась. Высоко-высоко в небе, там, где дым от жертвенного огня уже таял, парил ворон. Почти не шевеля крыльями, он описывал широкие круги над полем тинга, один за другим, равномерно и величаво. «Я здесь, смертные! — говорил Отец Богов. — Я вижу вас.»
— Значит, ему понравилась жертва! — пробормотал кто-то рядом с Хельгой.
— Еще бы! — охотно отозвался сосед. — Ауднир теперь отправился прямиком к Одину! Ворон прилетел за ним!
Хельга не сводила глаз с кружащей в небесах черной птицы. Ворон, вестник Одина, связующее звено между небом и землей, людьми и богами, жизнью и смертью. Он знал все то, что она так хотела знать. Что есть жизнь, что есть смерть — вопросы равно важные и бессмысленные, потому что получить ответ на них нельзя. Хельга понимала это, но ей казалось, что жить без этих ответов дальше невозможно. Эта жизнь казалась слишком пугающей. И не важно, что ее саму смерть Ауднира не затронет. Она не хотела жить в мире, где возможен такой ужас. Но другого нет и не будет. Он, Восточный Ворон, самим Одином назначенный соединять несоединимое, знает, как примирить такие противоречивые части этой, одной-единственной жизни. Почему же он не поможет ей?
— Пойдем! — Хмурый Даг потянул Хельгу за руку. — Пойдем домой.
И она пошла, изредка оглядываясь на ворона в небесах, точно ждала, не подаст ли он ей какого-нибудь знака.
Первые несколько дней после поединка округа кипела: жители Хравнефьорда, от хёвдинга до последнего раба, на все лады обсуждали произошедшее. Домочадцы Тингфельта сторонились Вальгарда, а Даг, придя со всеми домой, был так на него зол, что чуть не полез в драку.
— Где была твоя дрянная голова! — орал он, забыв обычную сдержанность. — Или у тебя как у медведя: силы много, а мозгов нет? Ты же знал, кто такой Ауднир, что такое род из Лаберга! Зачем тебе понадобилось его убивать? Он же тебе не противник, это все видели, он же ничего не мог тебе сделать! Опрокинул бы его, и все! А теперь мы поссоримся по твоей милости с Лабергом, и и тролли знают, чем все это кончится! Если бы Гудмод тебя зарубил, правильно бы сделал! — закончил Даг, уже не помня, как сам с мечом в руке помешал Гудмоду это сделать.
— Еще неизвестно, кто кого зарубил бы! — вполне благодушно отвечал Вальгард, не смущенный бранью и упреками. — Но это не значит, что я меньше тебе благодарен за защиту. Может, теперь ваш прекрасный род из Лаберга отучится приставать к достойным людям ради всяких пустяков.
Плюнув, Даг отошел и не стал продолжать. Он уже устыдился своей горячности: теперь хоть разбей голову о стену, Ауднира этим не оживишь. И когда Хельги хёвдинг намекнул, что с Лабергом придется мириться, Даг упрямо мотнул головой:
— Это без меня! Ты, отец, конечно, вправе поступать по-своему, но я бы сказал, что мы перед ними ни в чем не виноваты. На поединке каждый сам отвечает за себя. И если Ауднир оказался таким слабым бойцом, то мы не обязаны за это извиняться перед его родней.
Как видно, род из Лаберга тоже не хотел доводить дело до ссоры с хёвдингом, потому что род из Тингфельта был первым приглашен на погребение и поминальный пир. Хельги хёвдинг собрался на Аудниров Двор с родичами и дружиной, но Вальгарда решили оставить дома. Привезти убийцу на похороны — это уже чересчур, будь он хоть трижды прав!
— Ты там спроси, если будет случай, когда они думают отдать мне мою добычу! — невозмутимо напутствовал Вальгард уезжающего хёвдинга. — Как у вас тут принято: сразу делить наследство или ждать тинга?
— Когда как! — вздохнул тот в ответ. — Если споров нет, то можно и сразу.
— Какие тут споры? — Вальгард пожал плечами. — Ты сам назвал условия, и все слышали. И никто не возражал.
Однако, Хельги хёвдинг не надеялся, что все решится так просто, и оказался прав. Когда после пира, отдав погибшему все надлежащие почести, Хельги завел разговор о наследстве, оказалось, что родичи покойного смотрят на дело иначе.
— Условия были нарушены! — жестко сказал Гудмод Горячий. — Когда ты объявлял условия, было сказано: если Вальгард одолеет, то получит имущество. Ты не сказал: имеет право убить и получить имущество. Он убил! Это не было оговорено! Теперь он потерял право на имущество! Мы ничего не будем ему выделять!
Сказав это, Гудмод свирепо сжал челюсти, точно зарекался продолжать разговор. У Ауднира не было детей, и наследником всего его состояния делался старший брат. Поразмыслив с семьей и дружиной, Гудмод понял, что на месть Вальгарду он не имеет права и искать ее — навлечь на себя позор. Но выдать убийце брата такое огромное богатство было бы слишком досадно, и кто угодно вывернулся бы наизнанку, лишь бы этого избежать.
Оддхильд хозяйка молча сидела в середине женского стола, но взгляд, который бросил на нее муж, явно просил поддержки. Перестав рыдать, Оддхильд точно рассчитала, как им вести себя дальше.
— Но не было оговорено и того, что смерть освобождает от уплаты, — заметила Мальгерд хозяйка. Она тоже прикинула заранее, за кем в этом деле какие права. — Ведь Вальгард одолел, с этим никто не будет спорить. Значит, наследники должны выплатить ему его долю. Разве ты не так считаешь, хёвдинг?
— Ты верно сказала! — подавляя вздох, согласился Хельги.
Острым ножом была для него необходимость спорить с ближайшим соседом и надежнейшим другом, но избежать спора было невозможно. Вальгард принят в его доме, назван членом дружины, а значит, Хельги обязан защищать его выгоды как свои собственные. Иначе скажут, что он отступился от своего человека, а это никому не прибавляет чести.
— Значит, ты думаешь, что я еще должен приплатить убийце моего брата? — возмущенно рявкнул Гудмод и стукнул кулаком по столу, так что посуда испуганно звякнула. — Этому убийце! Разбойнику! Его надо гнать из страны! Пусть убирается к себе на Север! У меня он тухлой селедки не получит!