— Что тебе рассказать? — спросил Мешко, собрав остатки решимости. Слишком уж сильно от воеводы дышало Навью. Льдом, спрятанным в бойницы глаз, царапая испуганно бьющееся сердце.
— Всё.
Меченый говорил долго, ничего не скрывая. Отвечал на вопросы, не удивляясь тому, что воевода, так и оставшийся безымянным, спрашивает то, что знает каждый чуть ли не от рождения. Отвечал, не пытаясь скрыть или запутать чужеземцев. Какой смысл, если рядом допрашивают его людей, и большинство из них не будет врать. А так…
Воевода не обманул. Несостоявшийся Великий Князь даже не услышал, как свистнул клинок.
Серый вытер меч об одежду убитого, вбросил в ножны и произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Удивительно похож. Даже речь. Язык, считай, другой, а интонации те же. И имя…
— Лютый! — голос воеводы в разговорнике гремел так, что его, наверное, можно было услышать далеко за пределами службицы Буривоя. — Стрелой ко мне!
Выяснять, чем так недоволен старший, волхв не стал. Бесполезно и бессмысленно. Всё равно лишь обругает. А через пять частей само прояснится. Да и не по чину задавать лишние вопросы. Вместо этого поправил и так идеально сидящую кашулю,[Кашуля — куртка, рубаха.] задумчиво окинул взглядом стрелки на портах и, прихватив папку с краткими обзорами по ведомым делам, двинулся к начальству. Борясь по пути с желанием присесть на какой-нибудь из диванчиков, в избытке разбросанных по коридору, и заснуть. Утро вечера, говорят, мудренее… Но времени терять не стоило. Воевода терпеть не мог неопрятности во всем, от одежды до скорости выполнения приказов.
У дверей служебной горницы воеводы скрытень остановился, еще раз проверил, как сидит одежда, и уверенно шагнул внутрь.
— Старший волхв Лютый по распоряжению твоему прибыл, воевода! — доложил он, вскинув правый кулак к сердцу.
— Прибыл, говоришь? — похоже, за короткое время, прошедшее с момента разговора, воевода успел немного остыть. Но только немного. — Тогда расскажи, что за удню[25] ты мне принес? Это что? — Хозяин кабинета протянул подчиненному запрос о подтверждении открытия расследования. — Заняться нечем?
Воевода Пинегин самодуром не был. Да, вспыльчив Богдан Завидов не в меру, но и отходчив. А скрытник был от Рода, то не отнять. И доводы выслушивал обязательно. Когда выкричится, раз уж вспылил сгоряча, тогда и выслушает, лишь только пережди. А потому волхв стоял, с некоторым переигрыванием пожирая начальство глазами.
Наконец Пинегин выдохся.
— Ну, объясняй, — буркнул напоследок, — вижу, что не согласен.
— Не согласен, воевода, — подтвердил Лютый. — Перед смертью дед рукопись передал. Или летопись, не знаю, как правильно. Книга передавалась в роду по мужской линии.
— Ты бы еще от Рода начал! — опять вспылил Богдан. — Читал я твою бересу! С чего взял, что эта книга не сказка, что детям перед сном читают?
— Древность летописи знатцы наши подтвердили. И со Жданом Лютым общался. Книгу не показывал, так и лежит дома. Розмысл сам почти додумался до того, что там написано.
— И что? — Пинегин распотрошил в пепельничке соломину[26] и утрамбовывал начинкой короткую трубку-носогрейку.
— Для дальнейшего расследования необходим доступ к воинским знатницам.[27] У нас нет таких устройств.
— Какие, к Ящеру, знатницы? У тебя на руках сочинение древнего писаки, который пива обпился. И мнение твоего стрыя, которого коллеги иначе, чем фантастом, и не называют. Ты хоть про это в курсе?
— В курсе, но… — смутился Лютый.
— Что «но»? С чем разрешение на воинские знатницы просить? И какое отношение это дело имеет к нам? Ты мне тут глазами не хлопай. Не отрок ведь, чтобы нашкодить и в кусты, — воевода, наконец, высек искру из огнива и закурил трубку, выдохнув первое колечко дыма. Пинегин был приверженцем старых способов, и для курения приемлил лишь живой огонь.
— То, что написано в книге, может оказаться правдой, — вот и время пришло, козыри на стол класть…
— Это что-то меняет? — дымные кольца шли одно за другим, рассеиваясь под потолком, под замедленными движениями лопастей воздухомешалки.[28] Ей тоже было жарко.
25
Удня — ругательство, образованное от слова «уд». Означает то же, что и аналогичное образование от нашего слова в том же значении. Но не является матерным. Мата в нашем понимании просто не существует.