Отпустил. Перевел дух. Увидел рядом темный, почти черный сосок и вдруг сообразил, что все время, проведенное рядом с этим роскошным телом, ограничивался одними только поцелуями!
Смял грудь. Медленно развел в стороны молочно-белые колени. Скользнул рукой к лону и вдруг ощутил на языке легонький, едва ощутимый привкус мяты…
«Несушка»[32]?! — мгновенно оказавшись на ногах, мысленно взвыл он. И… поймал удовлетворенный взгляд сделавшей свое дело девицы!
— Годрим, паскуда! — зарычал он. — Сгною!!!
— Если успеешь… — усмехнулась сестра Одалия и… демонстративно свела колени!
Глава Ордена рванул ее голову на себя, развел пальцами веки и криво усмехнулся: даже в свете догорающих свечей было видно, что белок обоих глаз красавицы испещрен «звездами забвения» — алыми точками на месте полопавшихся жил[33].
— Ну да! Мне осталось минут пятнадцать-двадцать. От силы — полчаса… — кивнула Одалия. — Так что тащить к палачам бессмысленно: я уйду к Вседержителю раньше, чем они до меня дотронутся…
— Ты уйдешь к Двуликому, дура!!! — взбесился Ансельм.
— Да какая разница? — усмехнулась она, игриво убрала со лба непослушную прядь и заложила ее за ухо. — Главное, что ты отправишься следом за мной…
— В помаде — «Поцелуй Черной Вдовы»? — уточнил Ансельм.
— Он самый. — Девушка провела язычком по губам и ехидно сморщила носик. — И этот поцелуй был последним поцелуем в твоей жизни… Скажи, тебе сейчас, наверное, жутко страшно?
— Не последний. И не страшно, — оскалился глава Ордена Вседержителя и снова припал к губам сестры Одалии!
Та затрепыхалась, попыталась вырваться — но не тут-то было: Ансельм был намного сильнее. Поэтому насладился мягкостью ее губ, нехотя оторвался, дал ей отдышаться и припал губами к соску.
Поцеловал. Почувствовал, как тот начал пробуждаться, и ухмыльнулся:
— И даже не предпоследний…
— Противоядия к «Поцелую Черной Вдовы» нет!!! — пытаясь отстраниться, взвыла девушка.
— Нет… — удержав ее на месте, согласился он. А потом заставил ее развести колени: — Однако к нему можно привыкнуть.
Сестра Одалия ошиблась — первые признаки приближающейся к ней смерти Ансельм почувствовал только минут через сорок. К этому времени он успел удовлетворить свою похоть всеми известными ему способами, поэтому, ощутив, что девушку начало трясти, нисколько не расстроился — спокойно встал с кровати, отогнул в сторону ковер и скинул истерзанное тело на каменный пол.
— Ты… все равно… умрешь… — зачем-то прикрыв одной ладонью лоно, а второй — искусанную грудь, прошептала девушка.
— Умру, — кивнул монах. — Но не сегодня. Кстати, ты была восхитительна! Я буду помнить о тебе всю свою очень долгую жизнь.
— Тварь!!! Изверг!!! Животное!!!
— Ты повторяешься. Придумай что-нибудь еще.
— Я тебя ненавижу!!!
— И это ты уже говорила…
Девушку выгнуло дугой. Несколько мгновений она билась в судорогах и исходила пеной, а потом, не успев толком перевести дух, прохрипела:
— Да падет на тебя Проклятие Двуликого!!!
Один из желто-серых клочьев пены, сорвавшись с ее губ, упал на пол в полутора пальцах от ковра. Брат Ансельм вскочил, на всякий случай отодвинул его к стене, вернулся на кровать и с сочувствием посмотрел на Одалию:
— Открою тебе страшную тайну: богам нет дела ни до нас, ни до наших бед. Приблизительно так же, как и нам нет дела до проблем муравьев или кузнечиков. Говоря иными словами, для богов мы слишком ничтожны, чтобы у них появилось желание прислушиваться к нашим мольбам.
— Ты богохульник!!!
— Угу. И это — лучшее доказательство того, что я прав: если Вседержителю нет дела до мыслей главы своего собственного Ордена, то на остальных ему вообще наплевать!
— Тебя про… проклянут все бо… боги Горгота!!! — закатив глаза, прошипела девушка. И забилась в новом приступе. На этот раз — в намного более сильном, чем первый: ее ломало так, что Ансельму пришлось спрыгнуть с кровати, связать ей руки и заткнуть рот, чтобы ее вопли не перебудили всю Обитель.
Справился. Невесть как умудрившись не перемазаться в пене. Потом выждал, пока она придет в себя, и усмехнулся:
— Как видишь, до сих пор не прокляли… Кстати, третий приступ будет еще более болезненным…
Сестра Одалия помертвела и… заплакала! Сразу превратившись из красавицы в жуткое зареванное чудовище.
Впрочем, отворачиваться от нее было еще рано: Ансельм опустился на колено, вытащил из-под кровати небольшой сундучок, достал из него склянку с плотно притертой крышкой и показал ее сестре Одалии: