— Жаль, — сказал Астид без особого сожаления.
— Жаль. Но мне не нужны такие противники в будущем. Он один способен противостоять нескольким сотням воинов.
— Мне им заняться?
— С ним не так просто справиться. Он не даст себя в обиду, ты только что в этом убедился. Да и воинский лагерь — не то место, где такое возможно. А нам не нужны неприятности. Если бы им занялся сам Агнар… Или Виго. Вот уж кому он точно не откажет в собственной смерти.
— И что вы собираетесь делать?
Гилэстэл пожал плечами.
— Ждать подходящего шанса.
— Ждать? — нахмурился Астид. — Я рассчитывал, что мы отправимся домой в ближайшее время. Попросим или купим у Агнара лошадей и провиант. Что вас тут держит? Я просто незаметно придушу эту бородатую занозу ночью в его палатке. Спит же он по ночам?
— А утром найдут его бездыханное тело и первым, на кого падет подозрение, будешь ты, — усмехнулся Гилэстэл, кивнув на подвешенную на перевязь руку полукровки. — Повод у тебя есть.
— Можно подумать, у меня одного, — проворчал Астид. — Чтобы у любимчика князя — и не было врагов?
— Я прислушивался к разговорам солдат, Астид. И к беседам свиты. И не услышал ни одного худого, пренебрежительного или враждебного высказывания о Лейнолле. Его все любят, как бы высокопарно это ни звучало.
— Все? — прищурился Астид. — И пленные урукхи, сидящие в клетке под открытым небом, тоже? Я слышал, сегодня им на допросе крепко досталось. Вряд ли пытки пробуждают любовь к истязателям.
Гилэстэл одарил Астида долгим взглядом.
— Вряд ли… — выговорил медленно.
Полукровка выжидательно смотрел на затуманившееся лицо князя, машинально поглаживающего пальцами ободок кружки и уставившегося в пространство.
— Ваша светлость?
Гилэстэл перевел на него взгляд.
— Сегодня Агнар отправил в Таэрофарн почтового голубя. В письме, по его словам, он извещает отца о нашем спасении и просит принять нас в качестве гостей. Через два дня должен прибыть обоз — доставит провиант и снаряжение, заберет раненых и трофеи. В Таэрофарн мы отправимся с этим обозом. Будем надеяться, что пленные — крепкие ребята, и не протянут ноги раньше времени.
Астид ухмыльнулся и налил себе еще вина.
— Тогда за их здоровье!
В том, что пленным действительно здорово досталось, Гилэстэл убедился на следующий день. Собранная из бревен средней толщины, клетка могла бы удержать и разъяренного медведя. Судя по въевшимся в дерево пятнам крови и выцарапанным отметинам, в ней побывал не один десяток урукхайских пленных. Гилэстэл, остановился в нескольких шагах и стал рассматривать сидящих на земле мужчин, с лилово-синими, заплывшими от побоев лицами. Те, в свою очередь, угрюмо посмотрели на него. Один отвернулся после минутного созерцания, второй же, пристально вглядевшись в лицо полуэльфа, зло дернул щекой.
— Интересуетесь? — послышалось сбоку.
Гилэстэл оглянулся и увидел приближающегося эльфа из княжьей свиты. За ним двое солдат несли предметы, не оставляющие сомнения в их назначении — клещи, веревки, заостренные штыри, дубинки, длинные жерди с петлями на конце. Еще двое тащили за ручки жаровню с горящими углями.
— Любуюсь, — ответил князь.
— Нравится?
— Весьма приятная картина. Учитывая, что они сделали с моими людьми и кораблем.
Эльф с прищуром усмехнулся, и, взяв у солдата цеп с увесистой шипастой гирей на конце, протянул Гилэстэлу.
— Хотите отвести душу?
— Оставлю это профессионалам, — отклонил Гилэстэл предложение. — Боюсь — не сдержусь, и лишу вас источника информации.
Эльф мелодично рассмеялся, бросил оружие на землю, снял накидку и куртку, оставшись в рубашке. Солдаты поставили жаровню у клетки, сунули в угли железные прутья. Гилэстэл перевел взгляд на пленных и увидел, как в их глазах разрастаются ненависть и страх.
— О чем вы их спрашиваете?
— Пока ни о чем, — ответил эльф, засучивая рукава.
— А чего хотите добиться?
— Посмотрите на их морды, лорд Гилэстэл. Что вы видите?
— За этой палитрой красок трудно что-либо разглядеть, — пожал плечами князь.
— Вглядитесь внимательнее. На них ясно видны ненависть и злость, непокорность и сопротивление. Моя задача — внушить им ужас. Чтобы при моем приближении они непроизвольно мочились в штаны, а при виде любой железки в моих руках теряли сознание. Чтобы, когда с ними начнут говорить, начнут их спрашивать — они были словоохотливы и речисты, как рыночные сплетницы.