Утром Астида и Гилэстэла, спавших на одеялах у телеги, разбудили громкие визги. Мимо них, истошно вереща, промчался поросенок, шмыгнул под телегу и прижался к колесу.
— Дядь! Ой, двиньтеся, дядь!
Мальчишка лет двенадцати проскочил между полуэльфов, нырнул под телегу и ухватил свина за задние ноги.
— Попалась, шкварка!
Пятясь и елозя на коленках, парнишка выволок вырывающегося поросенка из-под телеги. К нему подскочил другой пацаненок, и вместе они затолкали порося в мешок. Ухватившись вдвоем за узел, мальчишки подтащили дергающийся мешок к стоявшим у соседней телеги корзинам, нагруженным зелеными пучками лука, чеснока и молодой репой. Астид сел, оглядывая двор и людей: кто-то только просыпался, а кто-то уже суетился, готовя обоз в дорогу.
— Не бывало еще такого, чтобы меня поутру будила свинья вместо петуха.
К полуэльфам с почтительным поклоном подошел старшина обоза.
— Доброе утро, лорд Гилэстэл. Доброе утро, илан Астид. Идите в дом, хозяйка вас накормит.
Собирая одеяла и увязывая поклажу, Гилэстэл увидел, как к обозному старшине робко приблизился сельский староста. В руке у него был зажат клочок бумаги, на котором князь рассмотрел печать с изображением герба Таэрофарна.
— Илан?
— Чего тебе? — оглянулся старшина.
— Илан, оно понятно — реквизиция. Да неуж я когда до замка доберусь, с писулькой вашей? Бумажек энтих у меня за всю жисть скопилось — на свой замок хватит, коли вздумают за них кумп… компс… Тьфу, ты, слово заковыристое какое.
— Да что ж я тебе еще могу дать, кроме письменного обязательства? — развел руками начальник обоза. — На денежную компенсацию средств у меня нет.
— А ты, илан, не серебром да не золотом за харч отдай. Железом! Вона, полные возы у тебя набиты. Мне б топор справный — вот была бы добрая отдача от реквизиции вашей.
Старшина оглянулся на обозников, загружающих корзины с зеленью и привязывающих овцу с ягненком к обрешетке одной из телег. С какого-то из возов доносился визг реквизированного поросенка. Помявшись и потеребив бороду, старшина нерешительно покосился на ратников. Те, умываясь у колодца, не обращали на него внимания.
— А, бес с тобой, выбирай, — махнул рукой старшина и откинул полог, закрывающий урукхайские трофеи. — Да не вороши ты! Бери, что сверху лежит, не мешкай.
Староста, окинув цепким взглядом груз, с азартным мычанием зарылся в наваленное на телегу оружие — вытаскивал, примеривал к руке, пробовал остроту лезвия. Наконец, выбрав подходящий топор, любовно провел рукой по широкому лезвию.
— Топорище длинновато, да поправимо. Долгой жизни тебе, илан! Благодарствую!
Когда староста, прикрыв топор мешком от лишних глаз, скрылся в сарае, старшина виновато глянул на Гилэстэла и Астида.
— Прошу вас, благородные господа! Не говорите об этом илану Лейноллу. Сердцем он честен — да нравом суров, а жизни мужицкой не знает, хоть и сам роду простого. Бумажкам этим, что крестьяне за харч получают, цена — ржавый гвоздь. И тот в дело поболе сгодится, чем расписка эта. В деревнях окрест замков, может, и получат что мужики у казначеев. А в этой глуши… Не рассказывайте, лорд Гилэстэл! Не о мошне своей пекусь — о правде.
Князь согласно наклонил голову.
Торопливо орудуя ложкой и запивая ячменную кашу молоком утренней дойки, Гилэстэл с неудовольствием поглядывал в маленькое окно, на разгоревшийся вовсю день.
— Астид, поторапливайся, — повел бровью князь в сторону полукровки, допив молоко и поднимаясь. — Меня угнетает мысль, что нас ждет целых обоз.
Его услышала хозяйка, хлопотавшая у очага.
— И-и, илан! Куда вам спешить-то? Солнце еще только взошло. И солдатики ваши еще не емши.
— Раньше тронемся — больше проедем.
— Ведьмино ущелье спешки не любит, — покачала головой женщина. — Нет резону к нему спозаранку ехать. Всё одно до полудня ждать придется.
— Почему до полудня? — спросил Астид.
— Потемье там. До самого зенитного солнышка сумрак сплошной, зрение путает, мороки напускает. А дорога узкая, над обрывом. Бывали отчаянные — с факелами ходили, да сгинули. По свету-то боязно, а уж в потёмках верная погибель. Кушайте, иланы, кушайте. Добавочки положить ли?