— Я не сказали ничего дурного, — Аннеке потрогала кошель, горестно всхлипнула. — Я ведь была кормилицей Агнара! Они с Лейноллом росли вместе. Сколько раз мой сын от него беду отводил — и не сосчитать! Разве ж кто, кроме дикарей этих с пустошей, виноват, что молодой князь погиб? А его светлость, господин Виго… Разве ж так можно? Вот вся благодарность — железо вместо веревки.
— Ох, Аннеке, — старик бессильно покачал головой и сел, сложив руки на столе.
Астид оглянулся на шевельнувшуюся занавеску, за которой скрылась жена Лейнолла. Чутким ухом уловил сдерживаемые рыдания. Упущенный мячик выкатился из-под стола под ноги Астиду, за ним вылезли дети.
— Тилле, бери Магрит и марш на улицу! — приказала Аннеке внуку. — Простите, илан, дети есть дети.
Полукровка кивнул, изобразив благожелательную улыбку.
— Не слушайте вы эту болтливую бабу, иланы, — произнес Танейонд. — Его милость поступил хоть жестко, да по справедливости. Правнуки мои не с сиротской котомкой по миру пойдут — баронятами вырастут. А с титулом и судьба иная.
— Все одно зады подтирать будут тем, кто титулом пожирнее, — отозвалась Аннеке.
— Злая ты, — вздохнул кузнец. — Простите нас, иланы. Горе разум застит, болтаем всякое.
— Я понимаю, — сочувственно склонил голову Гилэстэл. — Не беспокойтесь, мы не расскажем его светлости.
— Ох! — спохватилась Аннеке. — Ваши милости может выпить желают? Вилия, помоги стол накрыть!
— Нет, нет, — поспешно отказался Гилэстэл. — Нам пора. Мы лишь хотели сказать, что ваш сын и внук — достойный воин. Я и мой друг всем сердцем сожалеем о том, что не можем изменить решение князя Таэрона. Прощайте.
К замку возвращались через поселок. Теплый летний вечер пах дымом очагов, возвращающимся с пастбищ мычащим стадом и земляникой. Со стороны озера доносился лягушачий хор, воспевающий сменившую дневной зной прохладу. Гилэстэл вдруг подумал, что и завтра здесь будет такой же спокойный, мирный, наполненный обыденными деламивечер. Где-то далеко или близко будут сражаться и умирать люди, где-то будет литься чья-то кровь, свершатся страшные, великие и судьбоносные события. А здесь будет пахнуть земляника и звучать лягушачье многоголосье.
— Кабак, — прервал его размышления Астид, указав на дом, мало чем отличающийся от других.
— По запаху опознал? — усмехнулся князь.
— По винным бочкам во дворе. Оценим местную кухню?
— Скоро ужин в замке.
Полукровка поморщился.
— Надоело смотреть на их постные скорбные лица. Кусок в горло не лезет. Пойдемте, а?
— Иди один. Я еще помозолю глаза Виго.
— Тогда нет смысла желать вам приятного вечера, — хохотнул Астид и направился к кабачку.
Гилэстэл занимался укладкой дорожных сумок, когда в его комнату вошел Астид — в легком подпитии и прекрасном настроении.
— Вернулся? — глянул на него князь.
— Зря отказались, там неплохо кормят, — полукровка уселся в кресло, убрав с него баул.
— Здесь тоже сносно готовят, — усмехнулся Гилэстэл. — А моё лицо портит аппетит Виго больше, чем его — мне.
— Я видел Аннеке, — сообщил Астид, — Её только что проводили к Виго.
— Пришла просить за сына, — понимающе кивнул Гилэстэл.
— Иногда материнские слезы имеют большую силу, чем княжье слово.
— Только не по отношению к Виго, — усмехнулся полуэльф. — Её слезам не размягчить его железный характер. Удивительно, что она этого не понимает.
— Она вообще странная. Видать, вскружил ей голову статус матери барона. Спрашивала у меня про старшинство, про внебрачных детей и их права наследования. Где-то её сынок, наверное, промахнулся до свадьбы, — хохотнул Астид.
— Про что? — встрепенулся Гилэстэл. — Когда она тебя спрашивала?
— Сегодня. В трактире меня нашла.
Гилэстэл на минуту замер, а затем, бросив Астиду: «Жди меня здесь», выскочил за дверь.
Окружив себя заклинанием невидимости, полуэльф торопился к кабинету Виго. У закрытой двери стоял страж, сопроводивший Аннеке и второй, несший караул у покоев князя. Гилэстэл огляделся. На стене в нескольких метрах от дверей размещались в художественной композиции два старинных бердыша и три булавы с разными видами наверший. Полуэльф двинул пальцами и одна из булав, соскользнув с крепления, грохнулась на пол. Ратники кинулись водружать её на место, а Гилэстэл, осторожно приоткрыв дверь, скользнул в кабинет.
Аннеке, сложив руки в умоляющем жесте, стояла перед Виго. Судя по выражению лица Таэрона, он уже не единожды повторил свой ответ настойчивой просительнице.
— Ваша милость! Я прошу вас! Пощадите моего сына!