Так же достали и остальные тела. Труднее всего пришлось с поиском новорожденного малыша. Несмотря на привязанный груз, легкое тельце отнесло от остальной семьи на значительное расстояние. Астид нырял четыре раза, в один из которых по ошибке поднял со взбаламученного дна давным-давно обглоданный рыбами череп и несколько костей. Но, в конце концов, и младенец оказался в руках отца.
Тела отвезли на лошадях к биваку. Чтобы сложить погребальный костер, потрудиться пришлось всем. Гилэстэл заклинанием валил подходящие по толщине деревца, а Астид переправлял их к тому месту, где Лейнолл складывал бревна в штабель. Подготовку закончили уже на вечерней заре.
— Костер будет виден издалека, — оценив надвинувшиеся сумерки, заметил Астид.
— Неважно, — ответил Лейнолл с каменным лицом, глядя на лица родных, уложенных на штабель еловых брёвен.
Он поочередно коснулся лиц деда, матери, детей. Осторожно надорвав подол платья жены, сжал оторванный лоскут ткани в ладони. «Простите» — всё, что он смог выговорить вслух.
Гилэстэл подобрал толстую ветвь, распалил в ладони огонек, поджег хвою и передал факел Лейноллу. С видимым усилием, закусив губы, Лейнолл сунул горящую ветку меж бревен, в гущу мелких прутьев. Смолистое дерево занялось сразу, огонь быстро охватил весь штабель и ярко озарил поляну. Лейнолл, ссутулившись и опустив руки вдоль тела, смотрел, как горит его прошлое. Обок него стояли Гилэстэл и Астид.
Дым ел глаза, забивался в нос. Полукровка отступил на несколько шагов, отвернулся и вытер слезящиеся глаза. Лейнолл оглянулся на него и снова повернулся к костру.
Горело долго. Наступившая ночь была безветренна, и над поляной висел сладковатый запах гари и кружил пепел, оседая на траву и на одежду. Прогорающие бревна ломались, рушились, выбрасывая вверх фонтаны искр. Аккуратный высокий штабель к рассвету превратился в кучу дотлевающих головней, среди которых желтели обугленные фрагменты недогоревших костей. Астид и Гилэстэл давно уже сидели в стороне. А Лейнолл так и простоял всю ночь, опаляемый и озаряемый пламенем, лишь иногда то отступая, то приближаясь к костру.
Опустившись на колени у выжженного пепельного круга, Лейнолл развернул оторванный от платья лоскуток, ссыпал в него горсть пепла, завязал и спрятал на груди. Затем вырыл с помощью ножа яму, бережно сложил в неё собранные золу и остатки костей, и засыпал землей.
Подошли Гилэстэл и Астид.
— Благодарю, — Лейнолл с признательностью взглянул на Астида.
— За что?
— За то, что скорбел вместе со мной.
— Да я, собственно… — полукровка запнулся, перехватив выразительный взгляд Гилэстэла. — Ну как же… дети… всё же…
Астид тронул Лейнолла за плечо, придав лицу сочувственное выражение.
— Тебе повезло, что остался жив, — сказал оруженосцу Гилэстэл.
— Если я жив, значит, богам так угодно.
— Не боги подняли тебя со дна озера, — заметил Астид.
— Нет, — согласился Лейнолл. — Но они позволили вам это сделать. Из этого следует, что моя дальнейшая судьба теперь связана с вашими. А прошлое… прошлое для меня потеряно.
— Тебе предстоит еще одна потеря, — сказал Гилэстэл, вынимая из-за голенища небольшой нож.
Астид внутренне напрягся, глядя, как полуэльф направляется к Лейноллу. Оруженосец отступил на шаг, а Гилэстэл протянул оружие ему.
— Твоя борода.
Впервые за последние два дня на лице оруженосца отразилось иное, кроме скорби и отрешенности, выражение.
— Не буду я бриться! — возмутился он. — И не просите!
— А я все-таки попрошу, — произнес Гилэстэл с мягкой настойчивостью. — Наша безопасность зависит от горсти волос на твоем лице. Оруженосца Агнара могут узнать, несмотря на твой прилюдный суицид. Настоятельно прошу сменить образ, пока мы не покинем пределов Таэрофарна, и, возможно, Мидфарна. Дальше твое дело.
— Что ты, правда, вцепился в эту бороду? — поддержал князя Астид. — Отрастёт ещё.
Лейнолл, насупившись, погладил поросль на своем лице. Но все же принял поданный Гилэстэлом клинок и с тяжким вздохом направился к озеру. Вернулся он не так чтобы скоро, недовольно потирая гладко выбритое лицо. Гилэстэл и Астид переглянулись и улыбнулись.