Коскинен не мог удержаться, чтобы не рассмотреть девушку, пришедшую вместе с Абрамсом. Естественно, он знал о существовании сестры Дэйва, но когда экспедиция улетала на Марс, ей было всего пятнадцать лет. Он не ожидал увидеть ее такой: взрослой, стройной, гибкой, с серыми глазами, затуманенными печалью, с мягкими волосами цвета меди, волнами спадавшими на плечи. Хотя Абрамс не сказал о встрече жене, потому что не знал, как она перенесет это, но его дочь была сейчас с ним.
Как вовремя Абрамс вспомнил о завтраке! Коскинен действительно проголодался. Однако он колебался. Девушка как бы прочла его мысли:
— Садитесь, ешьте. Не могли же все ваши злоключения лишить вас аппетита. Я, пожалуй, тоже что-нибудь съем.
Вивьен улыбнулась.
— Благодарю, мисс Абрамс, хотя заботясь о нас, вы не забываете и о себе.
— О, теперь мы в одной команде.
— Не так уж я в этом уверен, — сказал Трембицкий.
— Что ты имеешь в виду, Ян? — спросил Абрамс.
— Но…
— Ты же знаешь, я не предлагаю ничего экстраординарного. Самое главное, выручить Дэйва и всех остальных участников экспедиции. Мы будем действовать осторожно, но, вполне возможно, настанет момент, когда… — Абрамс замолчал.
Трембицкий закончил за него фразу:
— …когда нам придется вступить в войну с собственным правительством.
— Да… по крайней мере с Маркусом. Я говорю тебе, что у него мания величия, и его нужно остановить.
— Не будем бросаться словами, Нат. То, что мы имеем сейчас, это не неофашизм, это цезаризм. Да, да, цезаризм, слегка модифицированный, так как появился в республике, более сложной по структуре, чем Рим тех времен. Но цезаризм появился как веление времени, как средство выживания в ядерном веке. Не захочешь же ты свергнуть Цезаря, обречь страну на гражданскую войну, ослабить ее, окруженную варварами.
— Я о такой чепухе даже не думаю!
— И тем не менее это так. Такое выступление вызовет расслоение социальных сил в стране и, как следствие, экономический хаос. А когда это произойдет, общество не сможет производить достаточно, чтобы удовлетворить собственные нужды, и тогда откроется прямой путь к открытому диктаторству. Народ потребует сильного правителя. Лучше пожертвовать свободой, чем видеть, как голодают твои дети, — так считает большинство.
У Маркуса миллионы сторонников именно потому, что вы не смогли разрешить многие проблемы образования, равномерного распределения благ цивилизации, социального вакуума. Если же сейчас высшие классы Америки передерутся между собой, положение будет еще хуже. Быть может, Маркуса можно будет уничтожить, но его сторонники сразу покончат с нами. А если даже забыть о практических трудностях всего предприятия, то нельзя забывать, что на нас лежит громадная ответственность перед обществом, которая не позволит нам пускаться в опасные авантюры.
Ли нагнулась к Коскинену и прошептала:
— Он из Центральной Европы. Папа нашел его в каком-то польском городке и уговорил приехать в Штаты.
Коскинен с почтением посмотрел на Трембицкого. Война и послевоенные годы были трудными и в США, но сюда, по крайней мере, не вторгались иностранные войска, сеявшие хаос и разрушения в стране, которая подверглась удару ракет с ядерными головками. И если, несмотря на голод, этот человек нашел время, чтобы получить образование…
— Только пойми меня правильно, — продолжал Трембицкий. — Я не предлагаю покорно подчиняться Маркусу и не сопротивляться ему. Ты мужественный человек, Нат. Думаю, я тоже не из трусов. Но «Дженерал Атомик» — не наша личная империя. Это военная мощь страны и она должна оставаться ею. Кроме того, ты слишком на виду и потому не можешь предпринять ничего, что не было бы замечено обществом. Следовательно, ты и не должен организовывать заговор.
— О, ты признаешь, что нужен заговор? — сказал Абрамс.
— Не знаю. Может быть, да, а может, и нет. Все произошло слишком быстро, и у меня не было времени подумать.
— Но времени и так слишком мало, — напомнила Вивьен.
— Когда Маркус идет по следу… да. Но я не вижу, как мы можем спрятать вас на длительное время. Разумеется, у нас большой штат, но это не организация. А вам нужна организация, со службой разведки, с тайными убежищами… с людьми, которым можно верить…
Абрамс щелкнул пальцами:
— Эгалитарианцы!
Трембицкий удивленно посмотрел на него:
— Ты имеешь в виду Ганновея?
— Не знаю. Но мы можем проверить.
— Я не знаю, что вы имеете в виду, — вступила в разговор Ли, — но что касается эгалитарианцев — это звучит обнадеживающе. Я была на их митингах, говорила со многими. Отец, это действительно хорошие люди.