Командующий иллирийской армией скорчил гримасу.
— Наверное, смогу выделить человек пятьсот. Не больше. Боюсь, в течение ближайшего года начнутся проблемы с северными варварами. Малва будут щедро раздавать золото.
Гермоген, подсчитывавший на пальцах получающееся количество, поднял голову.
— Не получается достойной армии, Велисарий, — заметил он. — Что там у тебя? Где-то тысяча катафрактов, после того как ты отдашь пятьсот Антонине?
Велисарий кивнул. Гермоген выдохнул воздух.
— Плюс две тысячи Ситтаса и пятьсот Германиция. Это три с половиной тысячи кавалеристов. Тяжелая конница. Из армии Сирии ты, вероятно, получишь три или четыре тысячи пехотинцев и пару тысяч кавалеристов. Но это будет легкая конница, лучники, а не копьеносцы.
— В самом лучшем случае — десять тысяч человек, — сделал вывод Германиций. — Как правильно заметил Гермоген, достойной армии не получается.
Велисарий пожал плечами.
— Это то, что есть.
— Мне не нравится, что Велисарий лично намерен возглавить армию, — заявил Хрисопол. — Он — главный стратег империи. Он должен остаться здесь, в столице.
— Чушь! — рявкнул Юстиниан. Впервые после начала совещания на его лице появилась улыбка. И, как и у его жены, в ней не было и доли веселья.
— Вы хотите заключить союз с Персией? — спросил он. — Им совсем не понравится наше предложение десяти тысяч человек. Но репутация Велисария — совсем другое дело. Она перевесит любое количество. — Теперь на обезображенном лице все-таки появилась доля радости. — Прекрати хмуриться, Хрисопол. Я знаю, что ты хмуришься, как будто вижу тебя.
Он склонился вперед, схватившись за подлокотники. Обвел взглядом пустых глазниц собравшихся советников. В какое-то мгновение все могли бы поклясться, что Юстиниан на самом деле видит их.
— Я сделал этого человека полководцем, — сказал бывший император. — Это — одно из немногих решений, о которых я никогда не пожалел. — Он откинулся на спинку стула. — Персы будут счастливы. Не сомневайтесь.
Глава 3
На следующее утро, когда императрица-регентша давала Баресманасу официальный ответ Рима на предложение Персии, посол на самом деле казался счастливым. Да, он надеялся на большую армию. Но на самом деле ни он сам, ни император Хосров не ожидали, что римляне выделят им сорок тысяч человек. Его также очень обрадовало, что римляне не потребовали взамен никаких приграничных территорий. Щедрость оказалась неожиданной.
Но самое главное — Велисарий!
Не все члены персидской делегации придерживались того же мнения, включая жену Баресманаса Малеку. Как только Баресманас вернулся в небольшой дворец, расположенный в центре императорского комплекса, в котором разместились персы, она вышла в гостиную. Жена сильно хмурилась.
— Я тебя не одобряю, — заявила она мужу очень серьезным тоном. — Нам не следует просить одолжения у этих негодяев римлян, словно мы какие-то нищие!
Баресманас проигнорировал ее. Он стоял перед камином и смотрел на играющие языки пламени, а также грел руки — апрельское утро оказалось прохладным.
— Я не одобряю! — повторила Малека.
Баресманас вздохнул и отвернулся от камина.
— Император одобряет, — сказал он мягко.
— Хосров — всего лишь мальчик!
— Совершенно определенно — нет, — твердо ответил муж. — Да, он молодой человек. Но он во всех планах не хуже других императоров, восседавших на арийском троне. Не сомневайся в этом, жена.
Малека нахмурилась.
— Даже если и так… Он слишком обеспокоен вторжением малва! Он забыл о нашем великолепном арийском наследии!
Муж с трудом сдержался от резкого ответа. В отличие от жены Баресманас получил прекрасное образование. На самом деле он был ученым, что нетипично для шахрадара. С другой стороны, Малека являлась типичной представительницей класса.
Как и все высокопоставленные персидские женщины благородного происхождения, она умела читать. Но этим умением она ни разу не воспользовалась по достижении совершеннолетия. Малека предпочитала изучать историю, сидя на мягких подушках в их дворце в столице Персии Ктесифоне. Барды пели ей песни, повествующие о победах ариев.
Баресманас внимательно смотрел на лицо разгневанной жены, пытаясь придумать, как объяснить ей истинное положение вещей так, чтобы она это поняла, несмотря на свои предубеждения и необразованность.
Настоящая история, как он знал, сильно отличалась от версии, представляемой в эпических поэмах. Иранцы, правящие Персией и Центральной Азией, происходят, как и их скифские братья, из азиатских степей. Когда-то они тоже были варварами-кочевникмаи. Более тысячи лет назад арийские племена пришли на юг из степей, покоряя земли, по которым шли.
Племена, отправившиеся на запад, стали известны как иранцы, и именно они принесли славу древней Персии. Обосновавшиеся на востоке родичи покорили Северную Индию и создали ведическую культуру, которая в дальнейшем распространилась на весь субконтинент.
А затем, сделав все это, обе ветви ариев придумали для себя новую историю. Историю, полную легенд и грандиозных притязаний, в которой осталось очень мало от реальных фактов.
Мифы и сказки в основном зарождались на востоке. Как и раньше, теперь реальная власть иранцев концентрировалась на Иранском нагорье и огромных богатых землях Месопотамии. Но арии — по крайней мере знать — предпочитали помнить легенды северо-восточных степей.
«Их почему-то помнят, переворачивая все с ног на голову, — думал он. — Я не знаю о военной мощи варварских наездников. Только мифы о чистоте крови и божественном происхождении».
Рассматривая жену, Баресманас понял, что ему не удастся справиться с ее предрассудками.
Пусть будет так. У ариев есть и другие традиции.
— Подчиняйся своему мужу, жена, — приказал он. — И своему императору.
Она открыла рот.
— Подчиняйся.
Малека склонила голову. Потом угрюмо вышла из комнаты.
Баресманас опустился на диван у камина. Уставился на языки пламени. Огонь отражался у него в темных глазах, но, глядя в эти минуты в огонь камина, он видел совсем другое…
Он вспомнил другой огонь — сражение под Миндусом, где три года назад римский полководец разбил персидскую армию. Перехитрил их, поймал в капкан, уничтожил, даже захватил персидский лагерь.
Велисарий.
Баресманас участвовал в той битве. Как и его дети, остававшиеся в персидском лагере.
Он отвернулся от огня и скорчил гримасу.
Его дети никогда не оказались бы в Миндусе, если бы их туда не привез сам Баресманас. Несмотря на свое образование, он тоже поддался арийской надменности. У благородных персов давно сложилась традиция приводить свои семьи на поле брани. Таким образом они показывали врагу и всему миру свою надменную уверенность в непобедимости ариев.
Его жена отказалась поехать, сославшись на состояние здоровья. (Ее не пугали враги, ей просто не хотелось ехать в жаркую сирийскую пустыню.) Но дети поехали с радостью — как дочь, так и сын. Они горели желанием увидеть, как их знаменитый отец, подчиняющийся только главнокомандующему Фирузу, разобьет наглых римлян.
Баресманас вздохнул. Поднял левую руку и погладил правое плечо. Плечо болело, и сквозь шелковую ткань туники он чувствовал оставшийся шрам.
Шрам от римского копья. В Миндусе Баресманас, как и все копьеносцы благородного происхождения бросившийся в атаку, оказался пойманным в ловушку в центре поля. Пойманным хитрым римским главнокомандующим, а затем разбитым его контрударами.
Велисарий.
Баресманас плохо помнил последние минуты битвы. Только суматоху, смятение, клубы пыли; растущий ужас от понимания того, что их перехитрили и победили; шок и боль, когда лежал в полубессознательном состоянии, истекая кровью на вытоптанной множеством ног земле, а его плечо было почти полностью отрублено.
Лучше всего он помнил ужас, сковавший его сердце, словно по венам у него вдруг вместо крови потекло расплавленное железо. Он боялся не за себя, а за своих беспомощных детей. Некому было защищать персидский лагерь от празднующих победу римлян. Баресманас знал: римские солдаты пройдутся по нему, как стая голодных волков, в особенности их наемники-гунны. Станут насиловать женщин и убивать мужчин.