А дальше...
С трудом тащились остающиеся две с половиной тысячи тяжелой конницы из небольшой армии Велисария. Там с порядком были нелады. Кто-то уходил вперед, кто-то отставал, отклонялся в сторону.
Большинство из них - две тысячи человек - были из гарнизона Константинополя. Оставшиеся - из иллирийской армии Германиция. Иллирийцы поддерживали подобие порядка первые несколько сотен миль вынужденного марша. В отличие от войск из столицы, у них имелся недавний опыт кампании. Но даже они к тому времени, как армия прошла в северную пустынную часть Сирии, стали так же дезорганизованы, как греческие катафракты.
Дезорганизованы - и исключительно недовольны.
Войска находились слишком далеко позади и Баресманас не мог слышать их разговоров, но ему было несложно представить, что они говорят. Он слушал их недовольство уже много дней, даже недель. В особенности войск из Константинополя, которые демонстрировали свои чувства каждый вечер, когда рассаживались у костров.
- Сумасшедший фракиец!
- Как только этот ненормальный стал полководцем?
- К тому времени, как мы доберемся до места, мы настолько устанем, что с нами справится выводок котят.
- Сумасшедший чертов фракиец!
- Как только этот ненормальный стал полководцем? И все в таком же роде.
- Но ты в самом деле задал высокий темп, - заметил Баресманас.
Велисарий фыркнул.
- Думаешь? - Он развернулся в седле и нахмурился. - Дело в том, Баресманас, что скорость, с которой мы движемся из Константинополя, значительно ниже той, к которой привыкли мои войска. Для моих фракийцев это просто приятная прогулка. Он нахмурился сильнее.
- Целых два месяца, чтобы преодолеть шестьсот миль. Двадцать миль в день, не больше. Для многочисленной армии пехотинцев это было бы хорошо. Но для малочисленной армии кавалеристов - причем по хорошим дорогам - это позор.
Теперь Баресманас рассмеялся. Возможно, сухо. Он показал на небольшую группу, возглавляемую двумя офицерами, которая приближалась к ним со стороны Карбелы.
- Как я понимаю, ты считаешь, что эти сирийские парни окажут положительное влияние?
Велисарий осмотрел приближающихся солдат.
- Не совсем. Эти чертовы гарнизонные войска слишком высокого мнения о себе, чтобы брать пример с группы потрепанных пограничников. Но я верю, что смогу их использовать - опозорить негодников.
Приближающаяся группа была теперь достаточно близко, чтобы рассмотреть черты отдельных людей.
- Если не ошибаюсь, то впереди Бузес и Кутзес, - заметил Баресманас. Те самые братья, которых мы поймали за несколько дней перед битвой под Миндусом. Когда они... э...
- Проводили рекогносцировку, - твердо сказал Велисарий.
- А... Значит вот что это было?
Шахрадар вопросительно приподнял брови.
- Тогда у меня сложилось впечатление, что упрямые парни носились по округе, пытаясь найти караван с золотом, который, что странно, так никто никогда и не нашел.
Велисарий грустно покачал головой.
- Разве не ужасно? Как только зарождаются такие глупые слухи?
Он помолчал и добавил твердо:
- Они проводили рекогносцировку.
Менее чем через минуту сирийцы добрались до Велисария. Полководец заставил коня остановиться. За его спиной длинная колонна тоже остановилась. Мгновение спустя подъехал Маврикий.
Бузес и Кутзес сидели в седлах прямо, с напряженными спинами. Они явно старались, чтобы их молодые лица ничего не выражали, однако не требовалось особой проницательности, чтобы определить: парни побаиваются и озабочены. Их последняя встреча с Велисарием была не очень удачной - если мягко выразиться.
Но Велисарий заранее знал, что братья встанут во главе войск сирийской армии, и уже принял решение, как действовать. Независимо от того, какие ошибки горячие головы совершали ранее, братья произвели и на Ситтаса, и на Гермогена самое благоприятное впечатление в течение трех лет, которые миновали после сражения под Миндусом.
Поэтому Велисарий поприветствовал братьев широкой улыбкой и протянул руку, потом торжественно представил их Баресманасу. В начале он беспокоился, что братья могут повести себя грубо по отношению к шахрадару. Когда Велисарий имел дело с Бузесом и Кутзесом до сражения под Миндусом, они неоднократно демонстрировали свою нелюбовь и презрение к персам. Но братья тут же развеяли его беспокойство.
Как только с представлениями было закончено, Кутзес обратился к Баресманасу:
- Ваш племянник Куруш уже прибыл в Карбелу. Его сопровождают семьсот кавалеристов. Они разбили лагерь рядом с нашим.
- Мы бы взяли его с собой, но этого не позволил командующий римским гарнизоном в Карбеле, - добавил Бузес.
- Тупой солдафон сидит задницей на своих уставах! - рявкнул Кутзес. Сказал, что военным персам не разрешается выходить за территорию торговой площади.
Велисарий рассмеялся. Римляне торговали с персами столько, сколько и воевали. На самом деле главной оставалась торговля. Несмотря на то что обе стороны неоднократно встречались на поле брани, мир все-таки был более частым состоянием. Тем не менее торговля не прекращалась и во время войн. Год за годом, десятилетие за десятилетием, столетие за столетием караваны шли в обе стороны по той дороге, на которой в эти минуты стояли Велисарий, Маврикий, Баресманас, Бузес и Кутзес.
Но империи - это империи. И торговля жестко регулировалась. Официально. Население приграничных территорий как Римской империи, так и Персии всегда славилось своими контрабандистами. Они даже считались самыми ловкими в мире. На протяжении многих десятилетий Карбела являлась официальным торговым центром для персов, желающих торговать с Римом. Точно так же, как Нисибис с другой стороны границы был торговым центром, в который приезжали римские купцы.
- Да уж, никогда не знаешь, что выкинет командующий гарнизоном, проворчал Маврикий. - А он хоть в курсе, что мы воюем против малва? В союзе с Персией?