Он замолчал. Вместо него заговорил один из декархов, сидевших сзади:
- В то время, как все подразделения из благородных господ, черт их подери, остались дома, удобно устроившись в столице. Живут, как цари.
Велисарий расхохотался.
- Ну конечно! - воскликнул он. - Последние, кого бы я хотел видеть в своей армии, - это свора аристократов.
Он уныло покачал головой.
- Боже, вы только подумайте об этом! Ни один катафракт в тех подразделениях не может передвигаться без помощи двенадцати слуг и личных багажных повозок. Тогда я считал бы себя счастливым, если бы мы проходили по пять миль в день.
Он очень одобрительно посмотрел на солдат, пристроившихся вокруг него.
- Я сказал Ситтасу, что мне нужно самое лучшее боеспособное подразделение. Боеспособное! Мы очень жарко спорили с ним. Ссорились. Естественно, он пытался всучить мне самые бесполезные подразделения, которые способны только участвовать в парадах. Но я отказался. "Бойцы, - сказал я ему. - Бойцы, Ситтас. Никто другой мне не нужен".
Греки чуть-чуть выпятили грудь вперед. Подняли головы.
Велисарий осушил кубок. Протянул, чтобы его снова наполнили.
- Прекратите думать об этих подразделениях, об этих снобах, наслаждающихся жизнью в Константинополе. Не пройдет и года, как вы получите достаточно трофеев, чтобы смеяться над ними. Не говоря уже про славное имя и благодарность Рима.
Солдаты смотрели на него с готовностью. Глаза горели.
- Трофеи? - переспросил один. - Вы думаете? Мы слышали... Он замолчал, Заговорил Агафий:
- Мы слышали, ты с неодобрением относишься к трофеям.
Глаза Велисария округлились.
- Где это вы такое услышали? Только не от сирийских солдат. Эти парни вернулись из Миндуса с таким количеством трофеев, что не знали, куда их девать. И вы, конечно, не могли слышать это от фракийских катафрактов.
Греки обменялись взглядами. Внезапно Кирилл расхохотался.
- Мы слышали это от других гарнизонов. В Константинополе. Они говорили: Велисарий очень сурово относится к тем, кто хочет наслаждаться сбором богатств во время кампании.
Улыбка исчезла с лица Велисария.
- Это не трофеи. Это грабеж. Они правильно вам сказали. Я не терплю грабежа местного населения во время похода.
Он очень сильно нахмурился.
- Я не потерплю грабежа и насилия в отношении местного населения. И не потерплю неподчинения. Я никогда этого не допускал и не потерплю в дальнейшем. Не сомневайтесь в этом. Наказание за грабеж в моей армии пятьдесят ударов кнутом. Того, кто насилует и убивает, я казню. В случае второго нарушения в том же подразделении командующий этим подразделением сам ложится под кнут. Или его вешают.
Он осушил кубок. И снова протянул его. Кубок тут же наполнили. Он его осушил. Снова протянул. Солдаты внимательно смотрели на кубок и на полководца. Всем казалось, что вино на него никак не действует. Несмотря на выпитое при них количество.
- Не сомневайтесь, - тихо, но очень твердо сказал Велисарий. - Если вы не можете жить по этим правилам...
Он кивнул в сторону дороги на Константинополь.
- ...то вам лучше сразу же отправиться за этой пятеркой в ваши уютные казармы в Константинополе.
Он снова осушил кубок. И протянул. Пока кубок наполняли, Велисарий небрежно заметил:
- Благородные господа из Константинополя не все правильно поняли, поскольку эти высокомерные аристократы на самом деле не знают, что такое кампания. Когда они последний раз участвовали в войне?
Собравшиеся рассмеялись.
- Кампания, друзья мои, - это когда вы отправляетесь для того, чтобы крушить врага. И делаете это. После того как с врагов покончено - а это называется: выиграть войну - трофеи не представляют проблемы. Но мы не говорим о воровстве. Воровство - это когда воин крадет серебряное блюдо в крестьянской хижине, - с упреком добавил он. - Единственное серебряное блюдо, которое есть у крестьянина. Если оно вообще у него есть. Или его куриц. Трофеи - это богатство империи, отдаваемое завоевателям. Он поднял кубок и махнул им на восток.
- В мире нет империи богаче, чем империя малва. И они также любят путешествовать с комфортом. Поверьте мне. Когда я был в Ранапуре, император малва воздвиг для себя шатер почти такой же величины, как Большой дворец в Константинополе. И вы не поверите, чем он его заполнил! Один только трон он его называл "передвижной" - был сделан из чистого...
Велисарий говорил еще минут десять. Половину этого времени он развлекал собравшихся рассказами о богатствах малва, причем говорил об этих богатствах с удивлением и благоговением - от их количества. Другую половину времени он рассказывал о нерадивости и трусости малва, с упреками и пренебрежением.
Это не было чистой ложью. Но это и не было абсолютной правдой.
К окончанию речи Велисарий осушил еще одну амфору вина. Его слушатели тоже выпили достаточно.
Он посмотрел на солнце. Зевнул.
- А, черт побери. В любом случае уже слишком поздно трогаться в путь.
Он встал.
- Секундочку, ребята. Мне нужно отдать приказ. Затем мы уже сможем по-настоящему выпить.
Воины смотрели на него с открытыми ртами. Полководец не только стоял прямо, причем с явной легкостью, но даже не шатался.
Велисарий пошел к Валентину и Анастасию. Его катафракты оставались сидеть в седле и пролили уже реки пота под палящим солнцем. Они с негодованием смотрели на войска Константинополя.
- Передайте Маврикию: мы отдохнем оставшуюся часть дня! - крикнул он им. - Продолжим путь завтра утром.
Велисарий стал отворачиваться, затем, словно его посетила какая-то счастливая мысль, добавил:
- И скажите моим слугам: пусть принесут вина! Побольше, чтобы нам всем хватило. Хорошего качества, слышите? Мне для этих людей ничего не жалко.
* * *
К тому времени, как появились слуги, ведущие нескольких мулов, нагруженных большими амфорами, в лагере константинопольских войск царило веселое оживление. Все праздновали. Рядом с полководцем собралась большая толпа. Десятки простых солдат, да даже сотни, если считать тех, кто стоял по краям, собрались вокруг офицеров, оказавшихся ближе всего к полководцу.
Когда солнце село, Велисарий приказал снять навес, чтобы все солдаты могли его лучше слышать. После этого продолжал выступать.
Конечно, рассказывал о богатствах малва с одной стороны и военной некомпетентности с другой. Но среди этих мелодий были умело вставлены и другие. Вплетены в канву. Он говорил о большой численности войск малва, которых могут победить только дисциплинированные войска, хорошо знающие свое дело. Он говорил о доблести их персидских союзников и необходимости ни в коем случае не оскорблять их своим отношением, поведением и высказываниями. Он говорил и о себе, как о полководце. У него широкая душа, но когда необходимо, он может быть жестоким.
Но больше всего на протяжении вечера Велисарий говорил о Риме. Риме и тысяче лет его славы. Риме, который часто проигрывал сражения, но редко проигрывал войны. Риме, диком и жестоком, когда требовалось, но в конце концов, империи, подчиняющейся законам. Риме, чей император (тут войска внезапно вспомнили, и не без благоговения, что приятный человек, с которым они пьют, на самом-то деле еще и является отцом малолетнего императора) правит только с согласия тех, кем правит. В особенности это касается тех достойных и доблестных людей, чья кровь и смелость создали и укрепили Рим, и благодаря которым он остается в безопасности и нерушимости на протяжении столетий.
Речь шла о тех людях, с которыми полководец пил вино.
Он осушил последний кубок.
- Пожалуй, мне на сегодня достаточно, - объявил он. Поднялся на ноги медленно, осторожно, но не шатаясь, и посмотрел на коня. - Черт побери, пробормотал. - Ехать слишком далеко.
Он повернулся к Агафию.
- С твоего разрешения, хилиарх, я хотел бы сегодня переночевать здесь.