Русский человек ищет смысл, а многие современные тренинги построены на неправде: человек становится зависимым от специалиста-психолога, как будто Господь не дал человеку механизмов, помогающих ему в саморегуляции. В частности, американская психиатр Джудит Герман, изучающая последствия травматического опыта, в книге «Травма и исцеление»[87] напрямую не говорит о своём отрицательном отношении к религии, но складывается ощущение, что это отношение либо негативное, либо она размышляет о религии только как об увлечении своих пациентов: мол, если человек хочет молиться, пусть молится, если молитва помогает ему отвлечься от проживания травмирующего переживания. С одной стороны, психологи пытаются каким-то образом найти такую точку, находясь на которой можно достичь интеграции травмы в жизнь человека. Но с другой стороны, они отрицают то духовно-культурное богатство, которое человеку даёт христианство и на основании которого человек мог бы травмирующие переживания осмыслить, интегрировать в свою жизнь хотя бы сперва на уровне того, чтобы осознать произошедшее, дать ему оценку и принести в нём покаяние. И тогда Господь уже человека принимает и снимает с его души тяжесть, родившуюся после содеянного.
Парадокс современной психологии можно дополнить тем фактом, что сейчас подвергаются редактуре памятники письменности, которые считались культурологическим наследием, которые являются памятниками мировой литературы. Понятно, что не все они описывают православное мировоззрение, но на своём уровне они всё равно дают хоть какие-то представления о добре и зле, пусть и неполные.
Итак, с одной стороны, психологи говорят об интеграции травмы, но с другой стороны, на основе чего это травматическое переживание будет интегрировано? Здесь возникает опасность того, что эта не замкнувшаяся в сознании человека цепочка будет в итоге замкнута на какой-то ложной идее. Для травмированного человека на основании ложных идей создастся некая концепция, которая, в принципе, даст ему объяснение того, что произошло, и степени его участия в происшедшем, но это будет бредовая идея.
Такой путь был хорошо показан в фильме Ф. Ф. Копполы «Апокалипсис сегодня» (1979). Герой фильма, полковник Курц, сходит с ума, обретя бредовую идею после того, как увидел страшные картины войны. Он видел, как военнослужащие отрубили руки детям. Полковник от увиденного испытал настолько сильную боль, что, по собственному признанию, хотел выдрать себе зубы и плакать, как старуха. Но затем в его мозг вошла как бы «алмазная пуля». Ему пришло на ум, что люди, которые сделали эти зверства, не были извергами, они были любящими отцами и людьми с сердцем, тем не менее они были способны совершить такой поступок. И полковник решил, что если бы у него было определённое количество дивизий с такими же людьми, которые обладали бы моралью, но тем не менее способны были бы убивать на уровне первобытных рефлексов, то он решил бы проблему во Вьетнаме. Для полковника Курца интеграция травматического материала завершилась бредовой конструкцией. И здесь мы видим два пути, о которых говорили в первой главе этой книги. Первый — путь волка, попытка преодолеть травматическое переживание, полученное на войне, путём некоего слияния с ним или путём включения его в некую концепцию сверхчеловека: дескать, тот, кто убивает, находится на более высокой эволюционной ступени развития, и при этом есть некоторые народы, которые должны быть уничтожены и так далее. И второй путь — концепция воина-христианина, который, даже участвуя в боевых действиях, всё равно старается не пропитаться злом, ненавистью; и в этой концепции травматическое переживание побеждается.