Для того чтобы действительно интегрировать травматический опыт в каком-то здоровом контексте, необходимо выйти за рамки психологии, потому что ответы на такие вопросы лежат на стыке философии, религии, этики. Психология иногда пытается сакрализовать себя, выявить внутри себя некую касту «жрецов» — «специалистов», которые решают, что такое добро, что такое зло. Не осуждая огульно всех психологов, надо сказать, что иногда подобный подход кажется похожим на устройство секты. Лидер секты считает себя вправе отменить этику — не говорим сейчас о православии, о религии, а имеем в виду просто человеческую базовую этику — и своим адептам он даёт другую этику. Сейчас мы видим, что происходит процесс отмены общечеловеческой этики. То есть некоторые психологические концепции берут на себя право отменять общечеловеческие нормы, которые человечество выковало в течение своей социальной жизни. Мы знаем, что не все нормы совпадают с вечными принципами, есть некоторые социальные нормы, от которых нужно бежать, но мы знаем также, что есть и некоторые принципы, являющиеся выражением фундаментальных законов, на основании которых развивается мироздание. Если человек идёт против этих принципов, он разрушается.
Писатель Нассим Талеб в своей книге «Анти-хрупкость»[88] указывал, что есть принципы, которые изначально существуют, просто они были сформулированы кем-то, но это не значит, что они этим кем-то выдуманы. Если человек соблюдает эти принципы, он выживает, становится способным развиваться. И то, что называется сейчас терапией, — опять же, не говоря огульно обо всех психологах, — попытка изменить отношение человека к каким-то базовым принципам бытия, оправдать то, чему нет оправдания. Конечно, при таких подходах человек, может быть, в какой-то степени успокоится, но такая форма успокоения является ложной, потому что она вводит его в изменённое состояние сознания. В отношении определённых событий человек успокаивается и начинает считать, например, совершённое убийство несущественным. В американском сериале «Последователи» (2013–2015), в котором лидер секты пропагандировал убийство, было показано, как к нему пришёл ветеран войны во Вьетнаме, на счету которого были убийства даже нескольких гражданских лиц. Лидер секты дал ему понять, дескать, не надо по этому поводу печалиться: тот, кто совершает убийство, находится на более высокой эволюционной ступени. И травматический опыт этого ветерана был включён в ложную, патологическую конструкцию, которая мотивировала его на дальнейшие убийства.
Таким образом, поднимая вопрос о преодолении травматического переживания, нужно ставить вопросы и об этической добросовестности специалистов, которые пытаются работать с травмой, потому что те, кто называет тебя специалистами, могут предлагать человеку техники блокировки воспоминаний, не задумываясь о том, что в дальнейшем будет делать этот человек. Ведь на войне человек не только столкнулся с травматическим опытом, но ещё и прошёл через определённую трансформацию мышления, то есть у него, возможно, сформировалась психология убийцы. То, что он расскажет о своём опыте, реконструирует его, ещё не значит, что человек будет способен исцелиться и вернуться в русло конструктивной жизни.
Даже Джудит Герман, помимо прочего, отмечает, что техники реконструкции и свидетельства могут человека избавить от симптомов гипервозбудимости и вторжения, но они не освобождают его от социальной изоляции. То есть человек, прошедший через определённую трансформацию мышления (наподобие той, через которую прошёл полковник Курц), становится оторванным от каких-то здоровых основ бытия. И сама по себе реконструкция не освобождает человека от этого поражения психики. Поэтому надо ставить вопрос ещё о том, могут ли современные психологи быть арбитрами в деле решения вопросов о травматическом опыте. То есть, пока есть такая тенденция, что психологи воспринимаются как новые жрецы, их слова часто не ставятся под сомнение. Более того — об этом также упоминает Джудит Герман — некоторые специалисты считают показателем отрицания человеком собственного травматического опыта, если человек ставит под сомнение слова психолога.
Учение академика А. А. Ухтомского о доминанте. Три характеристики доминанты. Травматическая и «бодрая» доминанты. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Психолог Джудит Герман
В эфирах и материалах на тему преодоления травматического опыта предлагается концепция преодоления психологической травмы, основанная на идеях академика А. А. Ухтомского. Ухтомский был старостой единоверческой церкви в Петербурге[89], при этом его авторитет в мире науки был настолько высок, что он не был репрессирован в советские годы; органы силового давления лишь провели с ним беседу, чтобы он хотя бы во время лекций не рассказывал студентам о Боге[90]. Его труды по нейрофизиологии являются базовыми для мировой науки. Не все они печатались в советские годы, потому что где-то он напрямую ссылался на Евангелие, упоминал преподобного Исаака Сирина и т. д. В целом, его научные работы идеально ложатся на православное мышление[91]. Основная концепция Ухтомского — учение о доминанте. Симптомы ПТСР — гипервозбудимость, вторжение травматических воспоминаний, социальная изоляция — укладываются в рамки этой идеи. Эта концепция не придумана им с нуля, целая физиологическая школа работала в этом направлении. В свете концепции о доминанте даже Евангелие и аскетическая святоотеческая письменность становятся более понятными. Если мы понимаем идею доминанты, мы, соответственно, понимаем механизм работы страстей и добродетелей, а помня ещё о действии Божественной силы и о силах инфернальных, мы сможем сложить явление ПТСР в цельную картину. Также, зная концепцию Ухтомского о доминанте, мы будем иметь критерий для отбора информации при чтении научных работ и светских книг по психологии, посвящённых феномену ПТСР.
88
Талеб Н. Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса. — М.: Азбука-Аттикус. 2013. — 770 с.
89
По преданию, А. А. Ухтомский был тайно рукоположен во епископа и по этой причине — поскольку не мог оставить свою паству — не покинул блокадный Ленинград, хотя как учёный считался достоянием нации и должен был эвакуироваться.
90
Однако, по воспоминаниям студентов, только через одно общение с Ухтомским многие из них всё равно приходили к вере.
91
За исключением некоторых особенностей: например, он считал, что св. прав. Иоанн Кронштадтский владел гипнозом. Но Ухтомскому это простительно, потому что дары св. Иоанна Кронштадтского были настолько высоки, что трудно было эту высоту воспринять, и только со временем стало понятно, что они действительно от Бога.