Сергей Петрович сидел на диване, смотрел на нас, как-то особенно по-доброму смеялся, а записывающий магнитофон безостановочно работал. Записи эти сделаны мной с магнитной ленты, поэтому, сохранив весь рассказ Сергея Петровича, мне пришлось в то же время многое править и редактировать, это было вынужденно.
Понимаю, что в написанном много внимания уделено военным действиям, но сократить не имела права.
Д. С. О доверии ощущениям. Рассказ
Оторвав голову от мокрой подушки, я несколько секунд напряжённо вглядывался в темноту помещения, постоянно моргая, стараясь сориентироваться в навалившейся реальности.
Осознав же, что всё в порядке, а на соседней кровати мирно посапывает Гена, я всунул ноги в тапочки и, накинув «флиску», аккуратно выскользнул на улицу…
Раннее-раннее утро. Тишина и полнейшая статика… И только еле слышное урчание кондиционеров…
Присев на скамейку, я закурил и медленно пробежался взглядом по незатейливому «ханкалинскому» пейзажу.
Квадрат однотипных вагончиков — обшарпанные двери, окна с москитными сетками, бетонные дорожки, зелёная трава и ярко-красные розы на газоне посреди всего этого светло-голубого уныния…
Сердце потихоньку приходило к нужному ритму, и я постепенно начал успокаиваться, хотя отголоски недавнего страха надёжно ощущались где-то в глубине моего мозга…
Я даже не мог вспомнить этот сон или его обрывки, но общие впечатления говорили о том, что он был очень паскудный, и благодаря ему остался осязаемый шлейф необъяснимой тревоги.
Когда я ехал на Кавказ, мне говорили: никому не верь… Одной дорогой два раза не ходи… Слушай свой внутренний голос. Да. Я ехал в неизвестность, лишь отдалённо понимая суть происходящих здесь событий. Но внутри была и вера, что ничего страшного со мною произойти не может.
Короче, сам себе я казался очень спокойным тут. Мне ставили задачи, и я их выполнял. Потому что я человек военный и так надо… Это наш солёный хлеб. Здесь и сейчас.
И вчера на совещании у начальника отдела у меня ничего не ёкнуло, когда он мне объявил: «Утром поедете в Ингушетию с „показчиком“, проведёте видеоразведку по местам, которые он укажет. С тобою в сопровождении будут „тяжёлые“, в 6–30 встречаетесь и выезжаете».
Обычные дела.
Ингушетия, конечно, не лучшее место для поездок, тем более на двух тонированных машинах да по безлюдным улицам пригородов Назрани, но это всего лишь информация к размышлению. Значит в 6–30.
С вечера я размеренно собирался. Проверял автоматные рожки, патроны, собрал «разгрузку», приладил в поясной чехол гранаты и даже почистил «ПМ». С утра останется только одеться и выйти к машине. С умыванием минут 15. Соответственно, будильник на 6–05, и будет время на кружку кофе.
С такими мыслями я заканчивал очередной «день сурка» полугодичной командировки.
А теперь этот сон, не раньше — не позже. И вот оно это утро. И до выезда уже меньше двух часов.
«Мда-а-а.
Предчувствие?.. Неужели вот он, этот момент?.. Провидение?.. Предупреждение свыше?..
Не знаю. Ох, не готов ответить.
Во мне появилась железобетонная уверенность, что я никуда сегодня с базы не поеду.
Какая Ингушетия?.. Какой показчик?.. Нет уж, избавьте, будьте любезны».
Я мысленно видел себя звонящим командиру и говорящим ему, что у меня болит живот и, возможно, это приступ аппендицита, да мало ли что я мог ему наговорить в таком состоянии. Уж с фантазией у меня всегда всё было в порядке.
Однако окончательно проснувшись, я начал соображать, что в порядке далеко не всё, особенно совесть…
Ситуация проста, как выстрел… Даже если командир и поверит в мою историю, то, один бес, кто-то поедет из моего отделения, потому как всё спланировано и ваши «откорячки» абсолютно никому не интересны.
И этот кто-то встанет и поедет, побрюзжит, конечно, для порядка, но поедет, а что будет потом…
По моей логике, если сегодня мне уготованы какие-то абсолютно неприятные сюрпризы, то они будут совершенно определённо переадресованы моему товарищу. А, не дай Бог, если… Но о таких вещах стараются не говорить, конечно…