Эту мысль Виктор Франкл вслед за одним автором приводит применительно к некоторым идеям психоанализа. По мнению Франкла, психоанализ приводит не к обнаружению смысла, а к придумыванию смысла. В своих поисках психоанализ заходит так далеко, что формулирует гипотезу, согласно которой действующим лицом в человеческой деятельности является не сам человек, а «инстанции „Я“ или „Оно“, инстанции бессознательного или „сверх-Я“». В таком подходе психоанализ прибегает к практике детских сказок. Ведь в сказках, например, нежелательные для ребёнка формы поведения матери могут быть персонифицированы в образе ведьмы. К этим мыслям приведённого автора Франкл добавляет, что «в той мере, в какой психоанализ „персонифицирует инстанции“, он деперсонализирует пациента. И наконец в рамках подобного представления о человеке человек опредмечивается»[89].
То есть ответственность за совершённое перекладывается на некие инстанции, которые и вступают в битву за обладание человеком. Человек же при таком взгляде на процесс воспринимается как безвольная пешка.
В этом смысле примечательно отношение Виктора Франкла к заключённым. Франкл, прошедший через нацистские лагеря и выживший в них, уже в мирные годы в качестве практикующего психиатра проводил лекционный тур. Ему предложили обратиться к заключённым тюрьмы Сан Квентин. Впоследствии ему передали, что в результате общения с ним заключённые впервые почувствовали себя понятыми. А ведь никаких экстраординарных подходов он к ним не предпринимал. Он просто «отнёсся к ним как к человеческим существам, а не как к механизмам, требующим починки». Он не предложил им «дешёвый способ избавиться от чувства вины — почувствовать себя жертвами биологических, психологических или социологических аспектов прогресса». Он не стал считать их «беспомощными пешками» на поле битвы между «Оно», «Я» и «Сверх-Я». «Я, — писал он, — не искал им оправдания, с них невозможно снять вину. Я отнёсся к ним как к равным. Они узнали, что стать виновным — прерогатива человека, а его ответственность — преодолеть вину»[90].
Чувство вины является, если можно так выразиться, творческим в том смысле, что оно подсказывает человеку, где он оступился. Страдание, по мысли Ивана Ильина, зовёт человека к преображению жизни[91].
Мысли, комментирующие такое понимание страдания, приводились как в беседах цикла «Тирания мысли и алкоголь», так и в статье с одноимённым названием. Человек, испытывающий страдание и чувство вины, действительно может прийти к изменению точки зрения на совершённое, но совсем не в том ключе, о котором писал Зощенко. Человек, творчески осмысливший страдание, может прийти, например, к мысли, что если бы он ещё раз оказался в пройденной им ситуации, он бы не поступил так, как поступил. Тогда чувство вины может быть преодолено.
На этот счёт в книге «Победить своё прошлое: Исповедь — начало новой жизни» приводились мысли митрополита Антония Сурожского относительно одной пожилой женщины. Ей, по мнению митрополита, было дано заново пережить свою жизнь. Когда человек приходит в зрелый возраст, то он ставится Господом «перед лицом всех тех греховных ошибок, дурных поступков, ложных пожеланий», которые были в его жизни. Когда прошлое воскресает в сознании человека, он возвращается к вопросу: как бы он поступил, если бы оказался в прошлом?
Например, женщина постоянно думает о совершённом аборте и не может успокоиться. Вновь и вновь она возвращается в прошлое. Она вспоминает, что была молода, неопытна, напугана. На неё давили, она не хотела обременяться заботами о ребёнке во время учёбы в ВУЗе. После совершённого прошли годы. Она так и не сумела родить ребёнка. Тот шанс стать матерью оказался шансом единственным. Если женщина отбросит все самооправдания и скажет себе, что не стала бы убивать ребёнка, то ей станет легче. Если ещё она принесёт своё раскаяние на исповедь и в течение сорока дней будет делать, например, по сорок земных поклонов и читать покаянный канон Иисусу Христу, то бетонная плита может быть снята с её души. Если же процесс самооправдания будет продолжен, то плита с души так и не будет снята.
Если, по мнению владыки, греховные поступки прошлого стали «абсолютной невозможностью», то воспоминания о них не будут возвращаться ни во сне, ни наяву. «Если же ты не можешь так сказать, — говорил митрополит Антоний пожилой женщине, — знай, что это не твоё прошлое — это ещё твоё греховное настоящее, неизжитая греховная неправда»[92].
89
Франкл В. Э. Доктор и душа. Логотерапия и экзистенциальный анализ. — М.: Альпина нон-фикшн, 2018. — 338 с.