Как ни хотелось новой родне — обошлось без венчания. Поп записал только в брачную книгу. Гуляли в доме у невесты.
Вернувшись из школы, Николай издали догадался… Открывались ворота, въезжали сани. Не останавливаясь у калитки, прошел в проулок, к деду. От порога заявил:
— У вас жить буду.
Бабка, усаживая за стол, наревелась всласть. Помня наказ старика, вразумляла внука:
— Не гневайся, Колюшка, на отца. И его понять нужно… Вырастешь, узнаешь, что в доме без хозяйки пусто человеку. Богу угодно призвать твою мамку… Рук не подложишь.
— Бог, бог… Чахотка задавила ее.
— А воля чья? — не отступала бабка, косясь на образа. — Его, бога.
Стемнело, зажгли лампу. Пришел отец. Не кричал, посмотрел тетрадки, поговорил вполголоса с дедом о своем, путейском. Какой-то пришибленный он; тихая, виноватая улыбка не сходила с бледного усталого лица. Николаю жалко его стало. Бабка, гремя посудой, позвала вечерять. Отец отказался; снимая с гвоздя полушубок, умоляюще глядел на него.
— Нет, мамаша… Дома своя вечеря на столе стынет. Да и неудобно, спрашивает она…
Догадался Николай, его спрашивают. Не ждал уговоров. Молча собрал в сумку книжки. Отец хотел было помочь ему застегнуть пальто — отстранил.
Все сидели за столом в горнице. Мачеха, в светлом платье с открытой шеей, встретила в прихожке; улыбаясь, протянула руку, желая познакомиться. Николай сделал вид, не понял жест — подал сумку с книгами. Приноравливаясь к пирогу с сушеными яблоками, видел, сестренки не чурались чужого человека в доме, переговариваются, а Константин и вовсе присоседился к ее локтю. Отлегло малость — ощутил вкус пирога.
Налаживалась новая жизнь в семье Щорсов. Девиата как-то сразу, одна за одной, стали называть Марию Константиновну «мамой». У Кости тоже прорывалось, но он умел и без этого слова объясняться с мачехой. У Николая ничего не получалось. Приходил он в себя долго, словно после тяжелой болезни. По привычке, заведенному порядку наполнял кадку водой, таскал из сарайчика дрова, уголь. Отпали варево и стирка. Пристрастился бегать вечерами к Табельчукам и все чаще оставался и на ночь. Отец не выговаривал. Привечал дядя Казя. Оказывается, он уже много лет «выдумывает» летательный аппарат. На листе бумаги он получается похожим на стрекозу — решетчатые, из планок, крылья, хвост, велосипедные колеса и моторчик на керосине, с крохотной махой.
— И взлетает? Не падает?
— Птица же летает… Закон один. Птица, опираясь на воздушную струю, может планировать. Наблюдал, орлы? На много верст поднимаются ввысь. Используют вихри. А что птицу тянет? Взмах крыла. А что способствует так легко и скоро летать? Форма тела. Обтекаемая, гладкая.
Николая раздирали сомнения: человек может оторваться от земли, полететь? Такое в сказках, с помощью волшебной силы. А по правде — вранье, выдумки. Никакой волшебной силы на земле нет. Вспомнилось: летал! Во сне. Давно-давно, еще была жива мать. С кручи, высокой-высокой, расставил руки и полетел. Через реку, над лесом. До сих пор явственно помнит ощущение полета.
— А во сне я летал… Не так это?
— Наверно, так.
— Я всурьез, дядя Казя, не смейся.
— Наука еще не может объяснить сны. Но полет во сне… Бабка тебе пояснит. Летают дети. Летал и я. Довольно часто. По народному поверью — ты растешь. Что-то тут есть…
Окутываясь дымом, Казимир глядел куда-то сквозь племянника.
— Пока не до снов… Явь! Сколько препятствий у человека! Есть насущные. Нужно преодолевать уже моему поколению. Вам не оставлять. А перед вами встанут свои. Так и движется жизнь из поколения к поколению. Летательные аппараты — одна из последних идей девятнадцатого столетия, так сказать, идея моего поколения. Нам ее и воплощать…
— Я тоже скоро вырасту.
— И на твой век хватит дел. К примеру… Революция! Уже не одно поколение решает эту идею, бьется за нее. Будут еще биться твои внуки, правнуки. Кое-где она взяла верх. Во Франции. Народ обезглавил своего короля, провозгласил республику. Но правит страной не рабочий, не крестьянин, а богач, капиталист. Я считаю, что у власти государства должен встать народ. Это справедливо. Кто трудится. Возьми у нас… Хотел народ вот… Не вышло.
— А снова?
— Гм, храбрый. Такое десятилетиями копится. Повторит ли твое поколение, не уверен. Мое — нет.
Всегда так дядька Казя озадачивает. Наговорит, наговорит интересных слов, не всё понятных. Нынче, кажись, уловил их смысл. Позапрошлогодние события на деповском дворе не что иное, как революция. Слесари, котельщики, кое-кто из инженеров встали против царя. Думал, только у них в Сновске. Ого! По всей России. В крупных городах, Питере, Москве, Киеве, Харькове, народ вышел с красными флагами, с оружием. Строили на улицах баррикады, как в той же Франции. Победил царь. У него казаки, жандармы…