Прямо над нами стояла Большая Медведица.
Пусть я не умела кричать совой, но с созвездиями у меня было все в порядке. Потому что звезды светились и на потолке над моей кроватью. Прощальный подарок отца. Эти звезды он подарил мне за три дня до отъезда. Часами стоял на стремянке с толстым атласом в руках и в точности скопировал звездный узор северного полушария. Вечером мы лежали бок о бок в темноте, звезды светили нам с потолка, и отец рассказал мне о каждой.
— Вот смотри, это — Кассиопея, а это — Большая Медведица, а повыше, на самом верху, — Полярная звезда.
Еще он рассказал о созвездии Южного Креста, которое видно только в другом полушарии и которое настолько красиво, что дух захватывает.
— Когда ты вырастешь, моя маленькая жемчужинка, мы оба туда отправимся, только мы с тобой, и я покажу тебе самое красивое небо на свете, обещаю!
Прямо над нами стояла Большая Медведица, и, быть может, отец сейчас тоже смотрел в небо, видел ее и думал обо мне.
Лукас уснул, задышал ровно и глубоко.
— Ты уже спишь? — прошептала я.
Даниэль промолчал.
— Эй, старина, я же слышу, что ты еще не уснул!
Слышно было, как он сопит.
— Что случилось? Ты плачешь?
— Не плачу! — всхлипнул Даниэль. — Я никогда не плачу!
— Хочешь, залезай ко мне.
Было слышно, как откинулось одеяло, и вот он уже рядом. Лицо его было всё в слезах, он обнял меня и прижался ко мне, а я не знала, что сказать.
Мне так хотелось рассказать ему об отце и о Южном Кресте, и о Большой Медведице, и о Звезде вечерней, но у меня бы не получилось. Утешали нас всегда матери. Клеили пластыри на разбитые коленки, держали обожженные пальцы под холодной водой и отгоняли боль разными заговорами. Я же была ребенком и могла лишь крепко обнять Даниэля.
И я не разнимала рук, пока он не перестал плакать.
Тут я отпустила его, и мы принялись смотреть на небо.
— Ты веришь, что там наверху — Бог? — спросил Даниэль.
— Не знаю. А ты веришь?
— Я молился, но молитвы не помогли. Мама уже не выздоровеет!
— Может, ты плохо молился?
— Лучше я не умею!
Я знала, что Даниэль говорит правду. Я тоже молилась, когда отец собирался от нас уходить.
— Всевышний Боже, — взывала я. — Всевышний Боже, сделай так, чтобы папа остался с нами!
Каждый вечер, изо дня в день.
— Всевышний Боже, пусть папа останется!
Но отец все-таки ушел.
Возможно, разговоры о Боге были сродни тем историям, что нам частенько рассказывали, — о Пасхальном зайце или о Деде Морозе. Историям, в которые веришь, пока не заметишь на Деде Морозе сапог дяди Хуберта и не увидишь, выглянув из окна пасхальным утром, как мама прячет шоколадные яйца.
Возможно, там наверху были лишь холод и бесконечность, а здесь внизу — только мы, стрекозы, утки, совы и летучие мыши.
— Я больше не верю в Бога, — признался Даниэль. — А верю только в Щучьего бога. В то, что смогу поймать его. Без всякой помощи. И если я его поймаю, мама поправится!
Я молчала. Да и что тут скажешь? От одной мысли, что Бога нет, я немела и замыкалась. А то, что эту мысль разделял Даниэль, ранило сильнее собственного сомнения. Но быть может, он прав, и нет никакого Бога, кроме Щучьего.
Мы лежали бок о бок с широко открытыми глазами и внимали ночной тиши. Спустя вечность снова послышались легкие всплески. Петер сказал что-то неразборчивое, и мама рассмеялась — редко случалось мне так радоваться ее смеху, как тогда.
— Пойду к себе, — сказал Даниэль и поднялся. — А то еще решат, что мы целовались!
— Ну ты и фантазер! — захихикала я в ответ.
— А ты — болтунья. Но только попробуй проболтаться кому-нибудь, что я плакал!
— Никому и ни за что!
— Клянешься?
— Клянусь!
Когда мама склонилась надо мной, я притворилась спящей. Поправив одеяло, она поцеловала меня в лоб, а потом, пока я старательно щурилась, точно так же подошла к Даниэлю и Лукасу.
В магазин для рыболовов мы отправились вместе. Даниэль, Лукас и я. Мама была за рулем. Подыскивая, где бы припарковаться, она потела, курила и громко ругалась.
— Это еще что за бестолочь! — негодовала она. — Наверное, в лотерею права выиграла! Только посмотрите на нее! Что она творит?
Мама хлопнула себя по лбу.
— Я всегда говорила: женщину к рулю даже подпускать нельзя!
Даниэль и Лукас хмыкнули.
— А ты сама разве не женщина? — спросила я.
— Женщина. Но я умею водить!
Молниеносно крутанув руль и заскрипев шинами, она задним ходом ринулась в узенькую щель. Водитель ехавшей за нами машины резко затормозил и выставил средний палец.