Анна-София Шульце-Веттеринг поджидала меня у ворот школы. Она не отпускала меня ни на шаг и вела себя так, словно мы с давних пор были неразлучными подругами. То было в предпоследний учебный день.
Анна-София Шульце-Веттеринг с голубыми кошачьими глазами и веснушками пахла лугом и молоком.
— Я сегодня днем пойду в кафе-мороженое. Хочешь составить мне компанию?
Мне вспомнилось самое большое в мире мороженое, и аппетит пропал, но все же я сказала:
— Ладно, а когда?
— Как насчет трех?
— Отлично, — ответила я. — Буду!
— Потом можем ко мне заглянуть, — добавила Анна-София. — У нас же опять новые котята. Они такие милые! Тебе непременно надо на них взглянуть. Так что до встречи — в три часа в кафе!
В своем желтом летнем платье она походила на бабочку-лимонницу, и прежде чем я успела сказать что-то в ответ, она оставила меня и упорхнула на школьный двор, к Марии-Терезе Шульце-Хорн и Хубертусу Шульце-Эшенбаху.
Я видела, как все трое приникли друг к другу головами и хором расхохотались, и мне так захотелось быть вместе с ними.
— Чего ей надо? — спросил Даниэль.
— Это наше девичье! — ответила я и помчалась к зданию школы.
— Только ненадолго! — крикнула мама, когда я сбегала вниз по крыльцу. — Особенно там не задерживайся! Понятно?
— Да, мам!
Я закрыла входную дверь и перевела дыхание, потому что мама не вышла из кухни, а я надела ее самую любимую желтую футболку, которую она ни за что не дала бы мне поносить. Но сегодня мне надо было надеть ее, потому что хотелось выглядеть не хуже Анны-Софии.
Даниэль и Лукас склонились над парапетом, рядом с ними стояло ведро с красноперками.
— Вот она! — взволнованно воскликнул Лукас и показал в толщу зеленой воды. — Вот! Вот она плывет! Ничего себе рыбища! Давай, Даниэль, мы ее поймаем!
Но Даниэль покачал головой.
— Не сегодня. Завтра. Завтра кончится сезон запрета.
— Можно подумать, есть какая-то разница! — ворчал Лукас. — Днем раньше, днем позже. Щука-то вовсе не заметит. Признайся лучше, что ты струсил.
— Завтра! — отчеканил Даниэль. — И ни днем раньше!
Я села на велосипед.
— Куда это ты? — поинтересовался Лукас.
Ничего не отвечая, я стала крутить педали.
«Подальше отсюда, — думала я, — подальше!» И мне казалось, что за дворцовым парком простирается другая страна — страна, где нет ни щук, ни слез, ни кислородных баллонов. И я стремилась туда — туда, где заливисто смеялись и весело хихикали, где гладили котят и болтали о детях. Я ехала туда с надеждой там прижиться.
Анна-София в своем платье лимонницы уже стояла у кафе и нетерпеливо ждала.
— Ну наконец-то, — сказала она и захихикала. — Я буду шоколадно-ореховое, а ты?
— Клубнично-ванильное!
— Пронто, синьорины! — улыбнулся итальянский официант. — Чоколато-ноччола э фрагола-ванилья!
Он вечно повторял заказы на итальянском. Нас с Даниэлем это всегда волновало, потому что к нам в деревню врывалась часть большого, необъятного мира. Но Анна-София закатила глаза:
— Проклятый макаронник! — прошипела она мне. — Он уже сто лет тут ошивается, а двух слов по-немецки связать не может.
Мне хотелось защитить мороженщика, но я не решалась, а Анна-София уже потащила меня к угловому столику и плюхнулась рядом со мной на мягкую скамейку, обитую зеленой кожей.
— Зато макаронники умеют делать вкусное мороженое! — сказала она.
Я кивнула.
Она пододвинулась ближе.
— Скажи, а что там с матерью Даниэля?
— А что? При чем тут?
— Да ладно, ты же знаешь! Все знают!
Я отодвинулась от нее.
— Ты поэтому меня пригласила?
— Не выпендривайся, — ответила Анна-София. — Мне просто интересно, правда ли это?
— Что?
— Что когда мама Даниэля умрет, его отец женится на твоей матери.
— Шутишь?
— Но все только об этом и говорят.
Я вскочила на ноги.
— Мало ли что болтают!
Анна-София силой усадила меня обратно.
— Да успокойся! Неужели ты ничего не знала?
Я покачала головой.
— М-да, вот так всегда и бывает. Те, кого новости касаются, всегда узнают о них последними!
Анна-София улыбнулась. Так улыбались учителя, услышав совершенно неправильный ответ. Это обезоружило и взбесило меня.