Петер разжег гриль и принялся жарить мясо, а Лукас помогал отцу.
Они вспоминали — о том времени, когда еще был цел свинарник, о большом пожаре, о том, как однажды на Рождество графиня созвала детей в замок и дала каждому по подарку и пакетику с печеньем.
— Это было так давно, — сказала Гизела. — Так давно, что вас тогда еще и в помине не было!
Стемнело, и Петер зажег небольшие факелы. Мама поставила на стол свечи в стеклянных цилиндрах. Нам троим разрешили взять по факелу и погулять, и мы помчались по аллее каштанов до лягушачьего пруда. Одинокая сова безмолвно парила над нашими головами.
Даниэль достал из кармана брюк две пластмассовые палочки.
— Знаешь, что это?
Я покачала головой.
— Это неоновые огоньки. Их используют для ловли угрей.
— Как это?
— Угрей ловят ночью, сгибают эти палочки, и они начинают светиться. Огоньки привязывают к леске. Как только угорь клюет, он утягивает огоньки под воду, и становится видно, что он там делает.
Мы воткнули факелы в землю и отошли от них. Даниэль согнул палочку, и в ней действительно затеплился огонек. Она стала похожа на огромного светлячка.
— Дарю! — сказал Даниэль.
Когда мы вернулись, кресло Гизелы опустело.
— А где мама? — спросил Лукас.
— Пошла спать, — отозвался Петер. — Устала.
— Значит, и нам пора? — вдруг спросил Лукас необыкновенно тихим голосом.
— Нет, еще нет, — сказала моя мама. Свет от пламени свечей смягчал черты ее лица, рыжие волосы мерцали, и мне казалось, что выглядит она сногсшибательно.
— Хотите, можете сегодня поспать на улице, — сказал Петер, указав на широкую садовую скамью. — Вы, мальчишки, точно там уляжетесь.
Лукас запрыгал от счастья и издал оглушительнейший клич индейца, на который ему так же громко ответили павлины. Мы с Даниэлем молча улыбались в темноте.
— А ты устроишься на раскладушке, — сказала моя мама. — Несите свои постели, надевайте пижамы. И не забудьте почистить зубы.
— Чтобы в доме тише мыши! — предупредил мальчишек Петер. — Маму не будить!
Когда я, почистив зубы, снова вышла на улицу с постельным бельем под мышкой, мама сидела одна.
— А где Петер?
— Не скажу! — захихикала мама.
По голосу ее было слышно, что она немного пьяна.
Мне это не понравилось, хотя я знала, что все взрослые иногда пьянеют. С другими все обстояло иначе — дядя Фриц в подвыпившем состоянии любил травить анекдоты, а дедушка передразнивал кур. Под конец застолья они вечно затягивали народные песни: «Нет края лучше в этот час» или «Взошла на небе уж луна». Пьяный дядя Фриц доставал бумажник и протягивал мне пятак.
— Тебе нельзя так много пить! — сказала я.
— Ах, голубушка моя, — улыбнулась мама. — Не будь всегда такой благоразумной. Выпила я не много. Не бойся!
Она встала и натянула наматрасник на раскладушку, взбила подушку.
— Сегодня ты будешь спать, как у Христа за пазухой! — засмеялась она.
— Еще чего! — тихо проговорила я, сжав покрепче неоновую палочку.
После того как пришли Даниэль и Лукас, со стороны рва донеслись удары вёсел по воде.
— Ну, наконец-то! — воскликнула мама.
— Что это вы затеяли? — поинтересовалась я.
— На лодке покатаемся!
Мы с Даниэлем переглянулись.
— Чур, я с вами! — вмешался Лукас.
— Ни за что! — ответила мама. — Кататься на лодке будут только взрослые.
Она взбила мальчишкам подушки и расправила одеяла.
— А если вы утонете? — не вытерпел Лукас.
— Позовем на помощь, и вы нас спасете! — засмеялась мама.
Факелы погасли. Мы лежали под одеялами, смотрели на звезды и слышали тихие всплески, когда Петер опускал весла в воду. Где-то у забора чихнул еж.
Всплески становились все тише, изредка ветерок доносил до нас отзвук маминого смеха. Петера слышно не было.
Даниэль сложил ладони и заухал как сова. Прозвучало удивительно похоже. Когда-то мы собирались сделать этот крик нашим тайным опознавательным сигналом. Я тренировалась несколько месяцев, но все время делала что-нибудь не так, и в итоге мы отказались от этой идеи.
— Девчонкам это не дано! — заявил тогда Даниэль.
— Где они? — спросил Лукас.
— С другой стороны замка, — отозвался Даниэль. — Разве не слышишь?
— Не-а.
— То-то и оно!
Я напряженно вслушивалась в ночную тишину. Но слышала только, как резвятся красноперки. Ни смеха, ни равномерных всплесков, ни голосов. Сквозь сон крякала утка, и где-то далеко-далеко в лесу на уханье Даниэля откликнулась наконец настоящая сова.