На веранде было хорошо. Резные деревянные решётки спасали от солнечных лучей, пробирающихся даже сквозь кроны деревьев, и отбрасывали спасительную тень на натёртый до блеска дощатый пол. Маша помогла раскинуть белоснежную скатерть, украшенную по углам вензелями из ручного кружева, и расправила её на углах, любуясь тончайшими переплетениями узора.
— Кого это ты, Катюша, нахваливаешь? — вошла утренняя незнакомка. Сейчас на ней была светлая хлопковая блузка, застёгнутая под горло, длинная юбка, и всё та же коса, обёрнутая вокруг головы.
— Папеньку вашего поминаю, — Катя сложила руки на груди и внимательно оглядела поверхность скатерти.
— Вы — Серафима Николаевна? — Маша постаралась, чтобы её голос не дрожал. — Вы извините меня, я не успела сказать тогда, кто я… А вы уже ушли… Я Маша, — она решила пропустить фразу о том, кем приходится Косте, и продолжила уже совсем просто, — приехала с Костиком на несколько дней. Никогда не была в Николаевском, но много слышала об этом месте. Здесь чудесно!
Серафима обошла стол и приблизилась к Маше. Встала, склонив голову к плечу, чем сразу же напомнила курицу, которых у Машиной матери водилось с десяток. Глаза у Костиной тётки были такие же круглые, чуть на выкате, как у старухи Цапельской, какого-то застиранного голубого цвета. Просто удивительно, что Костик такой красавчик. Как Катя говорит — в деда пошёл. Тётка же оказалась точной копией Софьи Дмитриевны. Впрочем, по молодости такие вот девушки отличаются как раз удивительной способностью нравиться из-за своей почти прозрачной хрупкой красоты.
— Здравствуйте, Маша. — Серафима поправила причёску, быстро пробежавшись вдоль переплетённых жгутов из седых волос, и произнесла, обращаясь, по-видимому, к ней же. — Я помню ещё те времена, когда девушки встречались с молодыми людьми только в присутствии взрослых. Упаси Господь было оказаться в двусмысленной ситуации и, тем более, так явно охмурять мужчину. Впрочем, так было не везде, конечно. Но в нашей семье и в обществе было принято сначала знакомиться, а потом общаться с одобрения близких. Нынче всё смешалось, не осталось никаких принципов! — Серафима скорбно поджала вялый рот.
Маша бросила напряжённый взгляд в сторону Кати, но домоправительница увлечённо бегала туда-сюда в гостиную и обратно, не мешая им общаться.
— Вам было бы полезно, Машенька, почитать что-нибудь о нормах морали. В подобных книгах очень много важного и нужного для таких, как вы… — твёрдым голосом продолжила Серафима.
— Таких, как я?
— Таких, как вы, Машенька. Щучек.
Глава 5
Тени сместились. Несмотря на тёплый, почти горячий воздух, наполнивший веранду, Маша чувствовала озноб. Холодными пальцами она провела по щеке, смахивая какое-то мелкое насекомое, и вздрогнула всем телом, когда вернулась Катя. В руках у домоправительницы был поднос с высоченной стопкой фарфоровых, украшенных золотым ободком тарелок. Когда поднос оказался на столе, и тарелки тоненько звякнули, Маша будто отмерла и ухватилась за деревянное перильце в попытке отогнать головокружение.
— Машенька, расставляйте посуду и раскладывайте приборы, — ровный певучий голос Кати звучал как будто издалека. — О чём вы задумались?
Маша увидела прямо перед собой глаза Кати — карие, тёплые, обеспокоенные.
— Что она вам сказала? Какую-то гадость? — участливо спросила домоправительница.
— Что вы, нет… Просто очень душно. Голова закружилась, — Маша перевела взгляд на посуду и подошла к столу. — Какой красивый сервиз! — она подняла верхнюю тарелку и перевернула её. — Одна тысяча восемьсот девяносто третий год? Господи, к ним прикасаться страшно, не то что есть из них…
— Так и не часто достаём, Машенька. После смерти Николая Августовича только пару раз в году — на день рождения Софьи Дмитриевны и на Рождество. Расставляйте, а я фужеры и бокалы принесу. На девять персон, — уточнила Катя и обернулась в дверях. — Хорошо, что вы приехали. Нечётное количество гостей — это правильно. Это к добру.
Маше хотелось в это верить, но обстоятельства пока складывались явно не в её пользу.
Она поставила тарелки в ряд стопками, затем открыла тяжелый бархатный футляр, который Катя тоже водрузила на стол. Не удержалась и, пододвинув стул, села. С интересом стала изучать столовое серебро Цапельских. В краеведческом музее были подобные наборы, но в них постоянно чего-то не хватало — то ножа для рыбы, то десертных вилок, то щипцов. Этот же набор — с клеймом московской ювелирной мастерской Фаберже был абсолютно цел. Что ж, пожалуй, страх Серафимы за Костю понятен. Ещё бы, с таким-то наследством… Да она бы любую подозревала на месте Маши Рощиной. Или нет? Вот Галочка для них — самый оптимальный вариант…