Маша отхлебнула крепкий чай со смородиновым привкусом, когда на пороге появился Цапельский. Лицо его разрумянилось, волосы прилипли ко лбу, но улыбка от уха до уха объявляла о том, что Костя абсолютно доволен жизнью.
— Я её ищу, понимаешь, а она тут плюшками балуется! Идём! У нас очень мало времени осталось. Скоро все приедут, звонили уже.
— Костя, милый, ты бы переоделся, мальчик! Посмотри, как взмок! — Катя с любовью смотрела на Цапельского, сложив руки на животе.
— Пасиб! — Маша сунула в рот печенье и вылетела из-за стола, на ходу раскланиваясь с Катей.
Костя широко шагал своими ногами-ходулями, а Маша подпрыгивала рядом и комментировала увиденное, вытирая с подбородка сахарную пудру.
— Кость, ты мог бы стать великим музыкантом! Слышишь? А вдруг это в тебе проснётся однажды ночью? Мне уже пора начинать бояться?
— Это Катя тебе про меня наговорила? Она всё детство со мной нянчилась. У неё же никого нет, понимаешь? И живёт она здесь очень давно — лет сто, наверное! Мы все для неё семья.
— Ого… Кость, сколько же ей лет? Она очень хорошо выглядит, честно.
— Ну смотри, — он задумался, — ба — восемьдесят пять исполняется, значит Кате шестьдесят.
Они шли вдоль сада, которому тоже было уже очень много лет. Пеньки старых яблонь и слив ещё виднелись неподалёку от дома, но чем дальше Маша и Костя уходили вглубь, тем плотнее смыкались кроны деревьев, образуя тенистый шатёр. Сад плавно перетёк в берёзовую рощу, испещренную узенькими тропинками, вьющимися между деревьев. Маша закрутилась вокруг белого ствола, задрав голову и чуть не свалилась от переполнявших её чувств.
— Цапелька, как же здесь хорошо!
Костя грыз травинку и улыбался.
Когда и роща закончилась, они вышли к большому живописному пруду. Тёмная гладь его шла мелкой рябью, и упавшие листья трепетали, словно одинокие кораблики, подгоняемые ветром.
— О, вода!!! — Маша, на ходу расстёгивая рубашку, кинулась к берегу. — Костя, давай купаться! Раздевайся, здесь никого нет!
Но Костя хмуро стоял на некотором отдалении и ближе не подходил.
— Ну же, Цапельский! — Маша, оставив рубашку в покое, вернулась к Косте. — Я знаю все твои фобии — высота и вода. Смириться с тем, что мы никогда с тобой не окажемся вместе на яхте и в горах прискорбно, но я не теряю надежду. Ты хоть ноги помочи, что ли. Жарко ведь!
— Маш, дело совсем не в этом…
— Эй, закурить есть? — откуда-то сбоку появился мужчина, от которого волной исходил запах перегара и давно немытого тела.
— Нет, — коротко ответил Костя, загораживая Машу.
Мужчина некоторое время постоял, гнусно ухмыляясь, затем присел на корточки и, набрав воды в грязную ладонь, несколько раз прополоскал рот и сплюнул обратно в пруд. Умывшись, поднялся и двинулся в противоположную сторону, туда, где возвышалось здание санатория.
— Цапельский, ты прав, дело тут совсем не в твоих фобиях, а в моих, — Маша брезгливо поджала губы, глядя на место, где сидел мужчина.
— Я тебе расскажу одну историю, и ты больше не будешь надо мной смеяться… — Костя моргнул и неприязненно посмотрел в сторону пруда.
«Костя! Иди домой!» — донеслось до них, и Маша, вздрогнув, сжала ладонь Кости.
Глава 4
Как только они вошли в берёзовую рощу, справа послышалось шуршание травы. Навстречу им вышел парень — загорелый, с копной светлых вьющихся волос. Маша успела только подумать о том, что тихое место, как называл Николаевское Костя, вовсю кишит аборигенами, и поэтому уже не кажется таким романтичным. Паренёк остановился, упёр руки в бока, а затем протяжно свистнул и хлопнул руками по ляжкам.
— Тю, какие люди!
Костя кашлянул.
— Люська, ты?
Маша стояла, открыв рот, и в недоумении разглядывала знакомого Кости.
— Я, — просто ответил парень.
— Маш, это Люсьен.
— Очень приятно. Имя у вас такое…э-э…запоминающееся.
Парень хмыкнул, а Костя снова взял Машу за руку.
— Нам пора.
Маша пару раз оглянулась, заметив, что Люсьен смотрит в их сторону, и хотела даже помахать, но не стала этого делать, потому что Костя буквально тащил её в сторону дома, словно хотел как можно быстрее покинуть рощу.