Да… народ в ударе. Жаль, что из театра никто не пришел, они там устроили отдельные поминки… поговорить даже не с кем. Почтальонша подкрашивает губы прямо за столом… наверняка скоро и танцы устроят. Они ещё помнят, зачем собрались?
В большой комнате теперь и правда можно танцевать — Таня вынесла на помойку кучу хлама… Уродский буфет, безногий круглый стол, нерабочий холодильник, поломанные стулья, мамину кровать и противные ковровые дорожки… сама не ожидала, просто вошла во вкус. Спасибо Юре, хоть какая-то польза. Мама тоже несколько раз порывалась что-нибудь выбросить, но в последний момент — то жалко, это ещё может пригодиться, а это память о родителях… короче, вместо того чтоб выкинуть, долго перебирала, переупаковывала, закладывала свежий нафталин.
У Тани два дня в носу свербило от пыли и пересыпанного нафталином старья, один мешок был так и подписан: «Шерсть-Моль. Вещи для болезни». Точно, всегда на неё надевали какую-то дрянь, пожранную молью, мол, ничего, потом выбросим вместе с микробами… так ведь не выбрасывали. Из мешка посыпалась истлевшая труха, не сохранились вещички… это ладно, но когда Таня выгребла бабушкины шкафы, то все шерстяные вещи тоже оказались проедены молью, включая новые одеяла и красивую шаль, на которую она, честно говоря, рассчитывала… Ещё Таню убили трёхлитровые стеклянные банки, закрытые как консервы. На каждой аккуратная наклейка с надписью бабушкиной рукой — «Спички горелые, 1990 г.», «Спички горелые, 1991 г.», и таких несколько штук. Внутри не что иное, как наполовину сгоревшие спички. Потрясающе. А зашитые нитками пластмассовые тазики? Она помнит, как бабушка колдовала над ними. Если таз трескался, бабушка его не выбрасывала. С помощью раскаленной на огне толстой иглы наделает дырочек по всей длине трещины, с одной и другой стороны. А потом проденет в эти дырочки крепкую нить и стянет, получается тазик с элегантной шнуровкой, типа корсета. Таня спрашивала, какой смысл? Вода же всё равно вытечет. А для постиранного белья, например… а для картошечки… да мало ли…
Короче, до фига выкинула. Целые статуэтки выставила на комод — придут люди на поминки, пусть забирают, если захотят. А всё битое-клееное, стыдливо задвинутое в дальние углы, всех этих гипсовых купальщиц с грязными разводами, ангелочков с отбившимися розочками, а главное, ненавистных белых хорьков — на помойку. Хорьки-то целые, но Таня давно об этом мечтала… Иногда было такое странное ощущение, как будто у неё за спиной кто-то стоит и смотрит… может, и правда мама где-то здесь? Разгуливает по дому… нет, это уже слишком! Водки, что ли, выпить…
Старичье разрумянилось, обсуждают болезни. Уходить не собираются, похоже… сами всё приготовили, теперь празднуют. Таня из приличия сделала только салат «Оливье», зато целый таз — типа помянули, закусили, и до свидания. Куда там… сосед уже сбегал за баяном, сейчас песни пойдут… почтальонша заигрывает с Кирилловым.
— Баб Зоя, а почему поминают именно на девятый день?
— Так на сороковой ещё, не токо на девятый… ну и каждую годовщину опосля.
— Я и спрашиваю — почему на девятый и на сороковой? Не на пятый и не на тридцатый! Вы знаете, с чем это связано?
— Ну так… обычай у нас такой, со старины пошло…
— Ау-у-у! Люди! Тут кто-нибудь в курсе, почему поминки на девятый день?
Ишь, не ожидали. Зашевелились, переглядываются…
— Баб Ляля, а вы хоть знаете?
— Это ангелы божьи, Танюша, просят царя небесного о помилованье грешной души, так-то… ходатайствуют.
— На девятый день?
— Батюшка Прохор так говорит.
— А на сороковой тогда что?
— А это суд Божий совершается над душой, на сороковой-то… куды её пошлють, в Рай или в Ад.
— Это что, в Евангелии такое написано?
— Вот не скажу точно, где написано, батюшка нам так объяснял, ты б лучше в церкву пошла да сама расспросила, Танюша…
— Ни в Евангелиях, ни в Библии нет ничего подобного про девять и сорок дней, единственное упоминание — это сорокадневный плач израильтян о кончине Моисея…
Ага, Юра ещё подключился, ну-ну..
— А ты что, всю Библию прочел, скажешь?
Едкий старикашка Кириллов даже не донес до рта котлету, вылупился на Юру.
— Представьте, прочел. Так что ваш батюшка Прохор чото не того, баба Ляля…
— Окстись! Наша вера православная от сердца, милок, а не от книжек… всех книжек не перечтешь, в церкву надо ходить и батюшку слушать, так-то.