Кажется, на момент согласия пилота Кастелло к вылету катера всё уже было готово. Афромарсианину осталось прошествовать к ангарам по двум оцепленным гориллами коридорам – тем самым, куда Гонсалеса не пустили. Далее – с четырьмя провожатыми стартовать. И лететь к карантинному барьеру, создавая трагическую картинку, наблюдаемую в трёх местах: в рубке, в кают-компании, в тесной каюте Гарриса.
Причём четыре солдата летят погибать зря. Их набрали, чтобы дышать в затылок Алонсо. Кастелло и сам себе не позволит отвернуть с заданного курса.
– Жаль его! – запоздало воскликнул Трентон. – Это ведь он, Кастелло, спасал тогда нас с Джоем.
Коммодор Гуттиэрес – вот кто спасал, сказал бы на это Родригес, если бы вдруг решил сотрясти воздух, а Кастелло – что ж, он в точности, как сейчас, выполнял приказ без шанса ослушаться. Хотя жаль, жаль человека, кто же спорит!
Картинка единоборства с системой «Карантин» вышла короткой и поучительной. Наверное, на большом экране в кают-компании она смотрелась вдобавок объёмней и зрелищней, чем на крохотном экранчике Гарриса, но сути-то это не меняет.
Стартовавший с крейсера катер подлетел к какому-то незримому рубежу и весь подсветился, словно объятый изнутри синим пламенем.
– Это почти всё, – сказал Трентон, – дальше уже ничего.
С источающим сияние катером в рубке сразу же кинулись устанавливать связь. К немалому изумлению Домби с Мадейросом, она действовала. Кастелло им отвечал, как ни в чём не бывало:
– Слушаю вас. У меня всё спокойно. Бортовые системы работают норма…
В следующий миг катера не стало. С изображения на экране он просто исчез. Пропал и спокойный голос Кастелло. Как отрезало.
– Что это было? – послышался хриплый голос майора Домби.
– Система «Карантин», господин майор, – заискивающе промямлил Мадейрос. – Как видим, система Альянса оказалась всё-таки …мм-м …надёжнее имперского катера.
И всё-таки, на кого гибель катера произвела самое сильное впечатление, так то на стажёра Флореса. Ведь для него она не просто случилась, как гибель. Гибель, в деталях предсказанная – это уже другое.
Когда Флорес вернулся после посещения кают-компании, он места себе не находил от волнения. В медотсеке, где его дождались Гонсалес, Родригес и Трентон, простора для выхода его кипучей энергии явно не доставало, парень порывался выскочить в коридор – просто чтобы послоняться взад и вперёд между стенами. Поскольку же при этом стажёр фонтанировал самыми крамольными речами, дверь из медотсека Гонсалес временно заблокировал.
– Это пипец! – восклицал Флорес. – Они полные козлы! Эти придурки таки грохнут этот чёртов крейсер! Грохнут, и не заметят. Они сами не догоняют, до чего предсказуемы!.. Только представь: Алонсо, потом Эстебан, а кончилось на Кастелло! И четыре урода вместе с ним – ровно четыре, каково?! И катер – бабах! Как было сказано, синим пламенем! Синим, Родригес, синим!!!
– Ну, допустим, – устало вздохнул Гонсалес, – что же отсюда следует?
– Они сдохнут! – выдохнул Флорес. – Гаррис во всём прав: эти придурки сдохнут!
– И?
– И я больше не с ними. Пусть погибают сами!
– То есть?
– То есть я с вами, – пояснил Флорес, – я теперь против них. И я так понимаю, людей у нас очень мало. Каждый на счету, может, и я пригожусь.
– Зачем?
– Зачем-зачем! Когти же надо рвать с этого долбаного крейсера!
– Куда?
– На долбаную планету! Других вариантов, вроде бы, не осталось. Увести катер, как Гаррису советовали его голоса…
– А как это сделать?
– Ну, надо придумать… Ясно, что хитростью. Без открытой драки. Четыре десятка горилл – это же дикая сила… Может… Может, Гаррису голос что-нибудь подскажет?
2
Отходя ко сну после перенасыщенного событиями дня, Родригес размышлял о пророчествах Гарриса. Бред связиста, основанный на ночной галлюцинации, но при этом – частично подтверждаемый твоей собственной аналитической мыслью, а потом, в тот же день – полностью доказанный фактами. Каково?
Флореса гаррисово откровение так потрясло, что всего за сутки привело в новый лагерь с новыми целями. Но то Флорес: парень в целом неглупый, но без особой тяги к наукам и далеко не философического склада. Что до Родригеса – да, потрясение изведал и он. Однако же… Родригесу важно понять, или хоть объяснить все случившиеся совпадения.
Объяснить, казалось бы, помогает ксенотехнологичный прибор под лежанкой Гарриса. Мало ли что засунул в него инопланетный разум? Когда Гаррис, допустим, спал, его приборчик мог потихоньку включаться и что-нибудь излучать… Стоп, приятель, вот Гаррис, и вот он ты, у кого из вас паранойя? Об «излучающих приборах» – вовсе классическая форма. Стоит припомнить: внешняя сила не порождает мысль.
Но с приборчиком Гарриса можно построить ещё одно объяснение. Без паранойи, но всё же с конспирологией. Гаррис этим прибором вполне осознанно пользуется, знает такие его функции, о каких на «Антаресе» никому невдомёк. Он связист – и прибор его связывает. С каждым отсеком крейсера – почему нет? Позволяет услышать – не мысли, но разговоры. Секретные переговоры врага за закрытыми дверями кают. Этак Гаррис вдруг узнаёт вражеские планы. Хочет о них рассказать, но не выдать секрет прибора. Тут-то и придумывает он и ночные видения, и ночной провидческий голос… Как, похоже на правду? Снова-таки нет! Зачем облекать ценные послания в эту безумную больноватую форму, из-за которой к тебе прислушаются лишь чудом?
Кстати, странных подробностей предвидения Гарриса и введение ксеноустройства всё равно не объясняет. Если только оно – не машина для предсказаний и не аппарат связи с будущим (что отдаёт дешёвой фантастикой минувших веков). Но если даже такие возможности у этого устройства есть, его уж точно можно применить и поэффективнее! Например, вызнать из будущего и притащить решение той проблемы, над которой на станции под угрозой уничтожения билась гаррисова смена…
Но допустим, Гаррис не может… Чего не может, Родригес уже не додумал: рухнул в сон, тяжёлый и беспросветный, с малой звёздочкой в облаках чёрт-те какой планеты. Были во сне метания, были неожиданные расплывы предметов. Чего не было – ясной определённости, которой так отличились послания в сновидениях Гарриса. Если он всё-таки не придумал свои сновидения.
3
Наутро к каюте Гарриса явилось больше людей, чем ожидалось. Зачем-то зашёл пилот Эстебан. Уж на него-то, небось, грустная участь Кастелло, чудом избегнутая им самим, произвела сильное впечатление и просто так, без предсказательного анонса. Забрёл недалёкий Лопес – кажется, Флореса искал. И совсем уж некстати припёрся проныра Мартинес. Разумеется, сразу спросил:
– С какой радости собрание? – ясно, подозревает заговор.
– Зеваки собираются не на радость, – в раздражении отметил Гонсалес. – У Гарриса нервный срыв. То-то помощников набежало!
– А! Ну тогда расходитесь, ничего интересного, – зевнул Мартинес, – Ну же, давайте! – но сам же первый и не ушёл.
Другие тоже прочь не спешили. Лопес огрызнулся на толчок Флореса:
– Сам уходи! А мне интересно, как он бредить будет.
Гаррис обернул к собравшимся свой воспалённый взор.
– Глупцы, – произнёс он. – Чего ждёте? Дурацких глупостей? Нет у меня таких. Только послание внеземного разума всему человечеству.
– Да, нервный срыв, – тоном эксперта произнёс Мартинес, но опять-таки не ушёл.
– Да нет у меня нервного срыва! – взорвался Гаррис. – Запихни свои липкие слова в майорскую задницу!
– Фу! Полные глупости болтает, – состроил Мартинес недовольную мину. – Как это у врачей зовётся? Анальный радикал?
– Фаза острого бреда, – бросил в сторону бортовой врач. – Увы.
Что это значит? Что у Гарриса впрямь начинается опасный приступ, или очень уж надо в том убедить Мартинеса? Скорее, второе, успокоил себя Родригес. Но полного спокойствия не приходило: Гаррис и правда выглядел хуже. Глаза его то пылали огнём, то на них наползала муть.