Коммодор сразу не нашёлся с ответом. Надо же, тупой предводитель горилл сумел его подловить. Правда, на чём — на том, чем его Галактический Альянс подловил всю империю, и далеко не одну эту.
Домби мигом почувствовал пропущенный удар, голос его зазвенел провинциальным злорадством колониальных планет, но долго праздновать ему не пришлось. Коммодор сменил тему, отодвинув всякое начальство — жестокое, подлое — в далёкое будущее, несбыточное для многих.
— Вы себя чувствуете победителем? — спросил он для начала. — Героем, который справился с тайной миссией?
— Да, конечно.
— Странно, что человека вашего склада так сильно волнует посмертная слава.
Ну что, отыгрался коммодор? По Родригесу, так очень даже. Но майор поражения не признал:
— С чего это вы заговорили про посмертную?
— Вы перевели систему «Карантин» в автономный режим, — пояснил Гуттиэрес, — в котором существование человека не поддерживается. Более того, вы сами взорвали Жилой модуль. Интересно, думали ли вы тогда, где вам и вашим людям придётся жить?
— Как где? В своих собственных каютах на крейсере «Антарес»! — отчеканил майор Домби с такой уверенностью, словно всё это время и в мыслях не допускал, что из упомянутых кают его подразделение выселили.
— И как же вы надеетесь туда вернуться?
— Разумеется, вы нас впустите.
— Нет.
— Тогда впустит кто-то из ваших людей, — Домби снова принялся раскручивать угрожающий тон. Однако…
Однако перехода на «ты» бесцеремонный майор больше не допускал. Что это значит, спросил себя Родригес, не опасается ли чего смельчак-эпидемиолог? Вывод напрашивался сам: Домби избегает Гуттиэреса дополнительно злить. Знает под собой нетвёрдую почву!
Но вслух майор излучал всё такую же безоговорочную самоуверенность:
— Знаете, почему вы нас впустите? Потому что таковы условия миссии.
— В нашей миссии подобного пункта не было, — холодно возразил Гуттиэрес. — Как, впрочем, и массового убийства людей на станции.
— В официальной части миссии, — поправил его майор, — да, там действительно такого не было. Но в этой части такого рода заданий никогда и не пишут. Зато в неофициальной части — вот там уже другое дело. И знаете, — Домби заговорил демонстративно «заговорщически», — я начинаю думать, что координатор Муньес от вас эту секретную часть скрыл. Если же это так, объяснение может быть только одно: он вам не доверяет. Вам, коммодор, и вашему крейсеру. Не доверяет. Заранее.
И снова майор попробовал потоптаться по предположительно болезненной для коммодора теме, но на сей раз не тут-то было. Кажется, на доверие координатора Муньеса Гуттиэрес чихал ничуть не менее смачно, чем бортовой врач Гонсалес. Ещё бы: самому координатору Муньесу нельзя доверять — в этом-то и проблема. А станет ли тот, лишённый доверия, кому-то доверять сам — да какая кому с того разница?
Правда, напакостить Муньес может, сомневаться не приходится. Он явно из тех, о ком Домби сказал «продадут нашим». Или майор тогда сказал: «предадут»? Да и в том разница несущественна.
— …в общем, даже если вы думаете сейчас иначе, вам придётся впустить десант обратно на пассажирские места, ведь иначе вы будете объявлены военными преступниками и судимы по законам Альянса. Муньес первый об этом позаботится.
— Нет, — вскричал коммодор, — Муньес не таков! Он всем нам доверяет, как самому себе! — и что характерно, голос-то звучал серьёзно, а вот кают-компанию Гуттиэрес обводил плутоватым взглядом.
Он играет, понял Родригес. Он не верит в то, о чём говорит, но старается, чтобы сказанное на него сыграло. Ну и на «Антарес» заодно.
— И если к официальному документу Муньес ничего не приложил, то это может свидетельствовать лишь о том, что ни о каких планах относительно массового убийства станционной смены… — а сейчас Гуттиэрес говорил по-возможности скучно. Бдительность усыплял?
Да, перед главным тезисом, высказанным с полной безмятежностью.
— Я буду исходить из той идеи, что ваше подразделение, майор, опорочило светлый образ Альянса своим кровавым самоуправством.
— Что?
— Поэтому вы останетесь на станции — насколько хватит ресурса ваших гермокостюмов. То есть, недельку наверняка проживёте. При идеальном везении — месяц.
3
Зачем Гуттиэресу, высокопоставленному имперскому офицеру, снова и снова объясняться с недалёким предводителем зверюг Альянса — и как бы лишь потому, что тот с некоторого момента настойчиво инициирует переговоры? Родригес бы на месте коммодора уж точно проявил имперское высокомерие и отказался что-либо отвечать: пусть мразь бесится.