Коммодор попробовал что-то ответить, но майор его словно не слышал. Продолжал свой поток угроз, адресованный, наверное, не Гуттиэресу, а другим.
— Отключи его, Эстебан, — холодно сказал коммодор, — безумец разговаривает сам с собой.
Кстати, кому выгодны эти жертвы среди горилл? Неужели всем? Ясно, весьма выгодны коммодору: чтобы привести в чувство свой экипаж. Майору? Ему выгодны тоже: чтобы нависать над головами преступных имперцев грозным дамокловым бластером. Саму-то операцию по зачистке станции Домби провёл без жертв, это ему зачтётся. Жертвы от внезапного нападения имперского экипажа на него никто не повесит. Повесят на коммодора, ведь Альянсу такое на руку. Повесят когда? На имперском трибунале.
И снова Родригеса поразило расхождение двух правд. Имперский трибунал, что там будет? По версии Гуттиэреса, там будут судить стрелков из его экипажа — за то, что молчаливым промедлением обозначили свой отказ выполнять приказ коммодора. По версии Домби, там будут судить Гуттиэреса, а также всех, кто с ропотом или без ропота выполнял его приказы, направленные против Альянса и его верных солдат.
А кто прав? Если смотреть по тому, как должно бы быть — прав Гуттиэрес. Если смотреть на то, как в нынешнем едва ли не бедственном положении империи быть единственно может — прав Домби. Альянс додавит империю — не на уровне коммодора, так на уровне адмирала, начальника космофлота, военного министра, наконец.
А как будет на самом деле? Здесь Родригесу чуется, что не сбудутся обе версии: ни невероятная коммодорская, ни вероятная майорова. Почему не сбудутся? Потому что до каждого из трибуналов надо ещё дожить и вернуться с миссии.
5
По итогам боя Гуттиэрес очень быстро принял решение о том коротком прыжке на маршевых двигателях с круговой орбиты на предельную эллиптическую, который приблизил бы спасение связиста Гарриса и специалиста Трентона, затерявшихся на одном из дальних модулей системы «Карантин».
Пилот Эстебан требуемую операцию выполнил безукоризненно, в полном соответствии с подготовленной космогатором Альваресом картой местонахождения модулей станции. Когда Антарес зафиксировался в новом своём положении, в поле зрения крейсера, выведенном на кают-компанейский экран, оказался лишь один из модулей системы «Карантин» — тот, который Альварес определил в наиболее вероятные.
— Кастелло, ваш выход, — сказал коммодор.
Темнокожий пилот согласно поднялся с кресла и направился в отсек спасательных капсул.
— Может, лучше вывести катер? — будто ради очистки совести возвращаясь к давнему обсуждению, предложил Мадейрос.
— Нет, — покачал головой коммодор, — катер всегда в резерве. К тому же, ведь он — далеко не катер Альянса; его защита и вооружение не многим превосходит те, какими располагают обычные капсулы.
И здесь — скороговорка. Гуттиэрес воспроизводил старые аргументы, к которым сам давно утратил интерес. Разговор, начатый при обсуждении одного из прошлых боёв? Видимо, есть различные тактики применения катеров: классическая, к которой привержен коммодор, и более свободная, принятая новым поколением.
— А если они не здесь? — кивнул Мадейрос на модуль в центре экрана, формой напоминающий усечённую призму с нелепым скруглением некоторых углов.
— Тогда Эстебан прыгнет снова, — пояснил Альварес.
— И так двадцать раз?
— Нет, — возразил Альварес, заново что-то прикидывая, — максимум восемь. Остальные конфигурации не соответствуют описаниям потерпевших. Есть, правда, некая вероятность, что они нас зачем-то вводили в заблуждение…
— И другая вероятность, что каратели Домби отыщут их раньше нас, — напомнил доктор Гонсалес.
На экран медлительно вплыла спасательная капсула, худо-бедно прикрываемая дальним силовым коконом «Антареса». Затем, резко прибавив ходу, она покинула защищённую область и подошла к висящей в пустом пространстве ксенотехнологичной штуковине.
Опасный момент — этот выход из-под защиты. Пусть в обозримом поле ни боевых модулей, ни катеров противника не наблюдается, но возможностей слежения у системы «Карантин» — разумеется куда больше, чем у крейсера. Система ведь под слежение и заточена! Потому и прилететь от неё может что угодно и во всякий момент. Во всякий неподходящий.
— Мой коммодор, они здесь! — раздался торжествующий голос Кастелло.
На экране в ровной, словно бластером срезанной полированной поверхности усекновения бесформенного модуля отворилась такая же бесформенная дверца. Две фигурки в гермокостюмах ухватились за выпущенный со спасательной капсулы присосчатый фал.