Ещё новость — Гарриса и Трентона не убили. Хотя имели полную возможность совершить акт дезинфекции, ни у кого не спрашивая, но — не заинтересовались. Может, у горилл пропало какое-то основание их мочить? Скажем, вышел срок, отведенный на инкубационный период приписанной обоим болячки. Не заболели — значит, оказались здоровы. Да?
Впрочем, формальная сторона пощады не так важна. Могли сами много не соображать, а ознакомиться с результатами обследования доктора Гонсалеса. Могли сделать это заранее — при живом Гуттиэресе, когда Мадейрос уже втихаря вызывал Домби — ведь о чём-то им надо было болтать, почему не о крепком здравии инфекционных больных?
Между прочим, всем повезло, что идея инфекции так устарела. Потому что, если подозревать худшее, надо тогда стрелять не только Трентона с Гаррисом, но и весь экипаж, имевший с ними общение без активизации антиэпидемических спецсредств. А если экипаж, то и самих горилл, которые при возвращении на «Антарес» разом поснимали всем им осточертевшие гермокостюмы.
Да, люди — твари заразные. Контактируя, не убережёшься. Кто побывал в опасности, сам потенциальный её источник. В этой связи лишние трупы — не столько концы в воду, сколько подозрение на скрытый симптом. Может быть, эту опасную логику и просёк Домби, когда велел десантуре зазря никого не грохать?
3
Как себя в эти новые дни чувствовал экипаж? Скорее, подавленно, чем иначе. Только Мадейрос, Мартинес и Монарро делали вид, что всё идёт, как они думали. Но то был вид при не самой лучшей игре.
Стрелки? Кажется, они не столько радовались, что Мадейрос их освободил, сколько дулись, что сделал это так поздно. И ведь они первые попытались выказать неповиновение Гуттиэресу, а выходило — кучу времени провели под арестом, да ещё должны благодарствовать.
Альварес — тот играл в собственную игру: вышло дерьмово, но такова жизнь. Она настоящая, надо её принимать. Учиться жизни.
Эстебан и Кастелло слонялись мрачнее тучи. Был бы на крейсере алкоголь — они бы напивались. Гонсалес успешно скрылся за маской непроницаемости. Финьес ел, ел чаще, чем прежде, хотя толще уже некуда.
Товарищи-стажёры — тоже ходили не сильно довольные. Флорес бурчал, что десантники слишком уж задирают носы, Лопес пытался повторять это в полный голос, но Флорес вовремя толкал его под ребро.
Жаль, во всём этом недовольстве было маловато энергии. Никто не хотел заводиться с человекообразными. Все понимали, что гориллы ведут себя более-менее по-человечески, а могут ведь и иначе.
А ещё — Родригеса это поразило — большинство продолжало верить, что Альянс из-под купола «Карантина» их как-нибудь вытащит. Интересно, как? Ой, да как-нибудь. А как именно, никому не интересно. Сия вера в обход знания наверняка имела защитную природу. Ведь если осознавать, что сдались Альянсу просто за так, по трусости, не получив ничего взамен — это же просто невыносимо!
Трентон и Гаррис — вот кому пришлось всего хуже. Слишком завязанные на доброе отношение коммодора Гуттиэреса, спасённые работники станции с экипажем «Антареса» не особенно-то сошлись. Один бортовой врач принял их по-доброму, тщательно, как мог, обследовал, снял обвинение в инфицированности. Не мудрено, что и теперь оба держались Гонсалеса. Торчали в его медицинском отсеке — кстати, вопреки опасности, что солдаты возьмут и что-то не то подумают. Ну, вдруг они оба всё-таки больны, а Гонсалес их исподтишка подлечивает? Это, конечно, не так, но подумать-то могут! А впрочем, подумать всегда могут и просто так.
Там же, у Гонсалеса в медотсеке, теперь частенько проводил время и сам Родригес. Где же ещё? В кают-компанию что-то не тянуло — не та атмосферка. Все глядят прямо перед собой, влево-вправо тревожно косятся, молчат, а заговорят — так лучше бы молчали. Сидеть, как сычу, в собственной каюте? Но она-то совсем маленькая, будто камера-одиночка, в ней не заметишь, как одичаешь. А Гонсалес, как-никак, человек понятный — он ведь ещё по пути к Эр-Мангали давал стажёрам кой-какие уроки, в которых раскрыл и своё отношение к империи, ну и к Альянсу тоже.
Как ни странно, забредали в медотсек даже Флорес и Лопес. Может, шпионили — но вряд ли на майора Домби. Скорей, в пользу кислых заговорщиков мадейросовского круга, а может и по своему почину. Всё же Гонсалес — всегда тот же самый Гонсалес. То-то и оно, что лучше в понятных местах околачиваться, чем напряжённо торчать в малопонятных.