Иосиф Фрейлихман
ЩУПАЛЬЦА СПРУТА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Сюрприз-12»
ГЛАВА I
Дэвис сидел с незажженной сигарой в руке и внимательно слушал Гоулена. Речь шла о будущей партнерше Дэвиса.
Временами на его крупном лице с выступающим подбородком появлялась едва заметная улыбка. Тогда его глубокие глаза блестели в сумраке затемненной комнаты, как два светлячка. От этого в его лице появлялось что-то хищническое.
Трудно сказать, что побудило шефа разведывательного управления дать Дэвису кличку «Тигр»: внешний ли вид или изворотливость и хитрость, которые тот сочетал ее звериной свирепостью в достижении намеченной цели.
Но сейчас в острых глазах Дэвиса, в наклоне головы, во всей фигуре сквозило беспокойство.
Беспокойство не покидало его с той самой минуты, как стало известно, что он, Дэвис, должен подчиняться. Гоулену. Мало того. Раньше Дэвис работал один, полностью рассчитывая на собственные силы. Теперь же предстояло согласовывать свои действия с какой-то малоизвестной ему женщиной.
Кто она? Кое-что Дэвис слыхал, по ему и в голову не приходило, что с ней придется работать. По словам этого дутого франта Гоулена, она прекрасно знает свое дело. Так ли это? Можно ли довериться ей?
Дэвис наконец раскурил сигару.
— Насколько я вас понял, — заговорил он, — отец этой особы был белоэмигрантом? Пусть не покажется вам этот вопрос отвлеченным. Вы сами понимаете, что о человеке, с которым придется идти на такое дело, я должен знать все.
— Разумеется. Это ваше право.
Гоулен встал, прошелся по комнате и остановился у окна. В безукоризненно сшитом коричневом костюме, гармонировавшем с зачесанными на косой пробор каштановыми волосами, он выглядел моложе своих лет. Этому впечатлению способствовала и его подвижность.
Гоулен налил себе немного виски и снова удобно расположился в кресле. Встретившись с выжидающим взглядом Дэвиса, повторил:
— Разумеется…
Он немного помолчал, как будто припоминая что-то.
— Видите ли, ее отец появился здесь еще в 1922 году и тогда же был завербован. Вначале, правда, он не привлек к себе особого внимания. В то время белоэмигрантов здесь было хоть пруд пруди. Большинство из них влачило жалкое существование безликих исполнителей чужой воли. Появление молодого офицера с казачьими усами по фамилии Белгородов ни на кого впечатления не произвело. Однако так было только на первых порах. Вскоре Белгородов заметно выделился среди других…
— Чем именно?
— Прежде всего, своей исступленной ненавистью к Советской России, — медленно выговаривая слова, произнес Гоулен. — Ко всему, что было связано с ее новым строем.
— Ну, положим, все они поют на один лад.
— Белгородов переплюнул остальных. С большевиками у него были особые счеты. — Губы Гоулена расплылись в насмешливой улыбке, обнажив золотые зубы… — Сын потомственного офицера царской армии, он принадлежал к богатой дворянской семье… Революция опрокинула его благополучие. Он подался к Петлюре. Чем кончилась петлюровская затея, вам объяснять незачем. Тогда Белгородов решил эмигрировать. Но он не успел осуществить задуманное, ибо как раз в это время на него обрушился новый удар, едва не стоивший ему жизни…
Жена Белгородова — между прочим, судя по фото карточкам, которые он привез, настоящая русская красавица — сбежала с каким-то революционером, простым рабочим. Белгородов попытался застрелиться — осечка! Отправиться на тот свет Белгородову чуть было не помогли большевики. Чудом ему удалось бежать во Францию, а затем к нам. Удивительно, что при всем этом он ухитрился увезти с собой двухлетнюю дочь.
Шеф смотрел далеко. Девочка была взята на домашнее воспитание. А когда подросла, ее определили в наше специальное училище. Там она училась языкам, светским манерам, музыке. У девочки обнаружился прекрасный голос. Это обстоятельство, разумеется, тоже не было упущено.
Ну, условия нашей школы вам известны… Виделись они с отцом очень редко. С детства изолированная от всех, девочка всей душой тянулась к отцу, единственному родному человеку. Но мало родительской ласки видела она. Белгородов заботился главным образом о том, чтобы воспитать у дочери ненависть к большевикам и подготовить из нее верного союзника. Он постоянно твердил о том, что большевики погубили их, что мать бросила ее на произвол судьбы, продалась большевикам…
А девочка, надо сказать, не лишена была способностей. В двенадцать лет хорошо стреляла из револьвера, бегло говорила на двух — трех языках. Ну, а потом…
Гоулен встал, налил в бокалы виски, отхлебнул глоток. Взглянув на застывшего в кресле Дэвиса, не прикасавшегося к своему бокалу, Гоулен продолжал:
— Короче, когда ей исполнилось пятнадцать, в училище не было лучшего стрелка, лучшей наездницы. И, черт возьми, пожалуй, никого красивее ее не было там.
В восемнадцать лет в ее активе уже числилось несколько весьма рискованных и удачно выполненных поручений. Вы, наверно, помните о нашумевшей краже секретной почты из портфеля дипломатического курьера? Это — одно из ее самых блестящих дел. — Гоулен немного помолчал. — Уже около года она готовится для переброски в Россию. Владеет несколькими профессиями. Прекрасно играет, поет… Но самое главное оружие — это ее ненависть к Советской России. И мы верим в успех. Словом, мистер, у вас надежный партнер. Она сама разработала подробный план операции. И план, заметьте, одобрен шефом.
— Не слишком ли вы доверяете ей? — с нескрываемой тревогой спросил Дэвис. — Все же она русская. Этого не следует сбрасывать со счетов…
На гладко выбритом упитанном лице Гоулена промелькнула насмешливая улыбка. Барабаня длинными холеными пальцами по полированному столику, он небрежно сказал:
— Ваши опасения беспочвенны. Когда у человека крупный счет в банке, он своих убеждений не меняет. К тому же она поклялась мстить за гибель отца…
— Как понимать: «За гибель»? Разве он погиб?
— По-видимому, да. Дело в том, что еще в сороковом году Белгородов был переброшен через границу. Он благополучно приземлился, сообщил, что продвигается к цели. А потом… потом пропал…
— Что значит «пропал»? — Дэвис весь подался вперед.
Но Гоулен не торопился с ответом. Он покачивался в кресле, то и дело касаясь носком лакированного ботинка мокрой морды бульдога, лежавшего у ног хозяина.
— Это до сих пор остается загадкой, — наконец заговорил Гоулен. — Будь Белгородов жив, давно нашел бы способ дать о себе знать. Но вот уже восьмой год как от него ни слуху ни духу. Сомнений в гибели нет. Исчезновение отца вызвало вначале бурю: дочь металась, неистовствовала, а затем впала в глубокое уныние. Чтобы вывести ее из состояния оцепенения, шеф применил не очень новый, но почти всегда наверняка действующий прием. Ей сообщили, что отец казнен русскими… При этом, разумеется, не упустили случая расписать подробности «казни»… Результат превзошел ожидания. Она поклялась мстить за отца беспощадно. И теперь неудержимо рвется в Россию. Так что можете не тревожиться, лучшею партнера вам не сыскать во всем Новом Свете!
Губы Дэвиса скривились в скептической улыбке. Глядя поверх головы Гоулена, он произнес:
— Что ж, характеристика лестная. — И, помолчав, спросил: — Как же ее зовут и когда мы отправляемся?
— Вам придется несколько задержаться здесь. В ближайшее время мы найдем способ перебросить «Актрису» через границу.
— Гм… — «Актриса». Не слишком ли экстравагантно? Однако позвольте, мистер, как может женщина, пусть даже способная на большой риск, ехать на такое опасное дело без моей помощи? Мне кажется, вы переоцениваете ее силы…
— Вначале поедет она одна, чтобы обжиться и освоиться там… Когда все будет налажено и настанет время решительных действий, поедете вы.
Медленно выговаривая слова, Гоулен продолжал:
— Наше управление оказалось дальновиднее некоторых сенаторов и дипломатов. Еще в сорок третьем году, предвидя неизбежный крах Германии и победу большевиков, мы позаботились о том, чтобы привлечь для работы в России немецкую агентуру. Немцы создали в оккупированных районах несколько хорошо скрытых баз в местах, где, по нашим предположениям, русские обязательно развернут строительство небезынтересных для нас объектов. К сожалению, советская разведка раскрыла многие из этих баз. Но та, куда едете вы с «Актрисой», сохранилась. Там есть много полезного для вас, в том числе и рация…