— Нравится? — улыбаясь, спросил художник любопытное создание, больше похожего на глазастый гриб, чем на мальчика. Мальчонок кивнул, сглотнув слюну, и вытаращил свои глаза ещё больше на немолодого дядьку с короткой седой бородкой клинышком.
Топот и тяжёлое дыхание грузного человека, прибежавшего на пленэр, спугнули малыша, и он опрометью бросился бежать по тропинке к реке.
— Вениамин Андреевич, голубчик, ну где же вы? Там уже все собрались, вас ждут. Пойдёмте скорее. Давайте я вам мольберт поднесу.
Художник поморщился: "Когда он со своими картинами по кабинетам ходил выпрашивать хоть какое-нибудь помещение для галереи, хоть кто-то пошел навстречу? Нет. А теперь, когда он звание народного получил, все будут пожимать ему руки, говорить, какой он гениальный и как много они для него сделали. Не хочу."
— Мы и картины уже ваши развесили в классе, все чин чином. Все старые поснимали и не знаем пока, куда девать. Зачем нам теперь эта мазня?
— Как поснимали?! Какая мазня?! И “Солнечный полдень” сняли?!!! Да что бы вы понимали в художественной ценности, чинуши! Для для меня ценнее этой картины ничего на свете не существует. Ни один Леонардо да Винчи ей и в подметки не годится. Я, можно сказать, на ней писать картины и научился! Вам дай только волю, вы все наследие на помойку снесёте.
— Вениамин Андреевич, миленький, ну не гневитесь. Бес попутал. Так ведь ничего не смыслят в художествах-то люди наши. Так мы сейчас на место все вернём, аккурат к вашему приходу. Не беспокойтесь, я уж передам, чтобы шедевр не трогали. Только вы, голубчик, уж собирайтесь поживее. Неудобно, начальство ждёт. Мольбертик я ваш забираю.
— Вы идите, Александр Васильевич, идите. Я вас сейчас догоню. Я к могилке только подойду и приду.
Народный художник СССР открепил работу, отдал мольберт, положил в сумку краски и кисточки, вылил из баночки грязную воду. Огляделся вокруг и стал собирать мелкие жёлтые и белые цветочки, в изобилии росшие среди травы. Малыш, который давеча убежал, теперь снова стоял рядом и тоже собирал цветы. Набрав небольшой букетик, он молча протянул его бородатому дядьке. Вениамин Андреевич помахал банкой для кистей и попросил:
— А ну-ка, пострел, сгоняй на речку, набери водички. Сейчас мы с тобой эти цветы на могилку поставим.
И художник кивнул в сторону обелиска. Мальчуган взял банку, помчался к реке и быстро вернулся, сосредоточенно глядя в центр банки на воду, как будто это могло предотвратить неизбежное расплёскивание. В банке была только половина. Малыш расстроено, даже тревожно посмотрел на бородача.
— Ну, ничего, ничего. Нам хватит, — успокоил взрослый человек своего юного помощника.
Утвердив баночку с цветами на холмике перед обелиском, Вениамин Андреевич задумчиво посмотрел в большие, ждущие чуда глаза забавного мальчишки в шлеме лётчика, достал из сумки папку с надписью "Бумага для акварели", пачку красок и кисточку. Протянув все это богатство своему новому знакомому, он сказал:
— Держи, брат. Рисуй. Художником будешь.
Мальчуган прижал подарки к груди и, не сказав ни слова в ответ, стремглав бросился прочь по тропинке. Наверное, пока не отняли. Спасибо у него было написано на лице диким детским восторгом. Мастер улыбнулся, провожая взглядом крестника. Потом подошёл в обелиску, отколупал ногтем пару чешуек облупившейся краски, положил свою большую мягкую руку на разогретый солнцем металл и почувствовал, как тепло через ладонь греет его душу.