Ричард Матесон
Шедевр
Они стояли у подножия хрустальных башен, чьи полированные шпили сверкающими зеркалами отражали пунцовый закат, и казалось, что весь город был залит смущенным румянцем.
- Как ты думаешь, что принесет народу наша победа? - спросил Раш.
- Мир и счастье, - ответила она, легко опустив руки на его плечи. - Профсоюзы объявят о самороспуске, потому что труженик станет ведущей силой в обществе. Ни один закон не будет принят без его согласия… Я горжусь тобой, милый!
КОНЕЦ
Стук пишущей машинки смолк. Его глаза закрылись. Пальцы сложились, словно лепестки уснувшего цветка. Слова пьянили, как вино. Волшебным эликсиром они текли по его жилам. «Получилось! - понял он. - Святой Георгий, получилось!»
Под всеми парусами он ринулся в океан радости. И, как всегда, тут же утонул в нем. Вынырнув на поверхность, еще раз удовлетворенно оценил очерк, вложил рукопись в конверт, надписал его, запечатал, взвесил, приклеил марки. Еще одно погружение в волны счастья, и он, выйдя из дома, направился за угол, к почтовому ящику.
Было почти двенадцать, когда одетый в потертое пальто Ричард Ален Шегли спешил по тихой улочке. Он торопился, боясь пропустить почтальона. Ричард боялся опоздать. «Раш против банкиров» - остросоциальный очерк, исполненный в жанре рассказа-предупреждения, - оказался просто шедевром. Очерк сегодня же должен попасть в редакцию газеты. Они обязаны оценить произведение по достоинству.
Хромая, он торопливо обогнул огромный провал в мостовой (и когда только они кончат ремонтировать эту чертову канализацию!). В его руке был крепко зажат конверт. Сердце готово выпрыгнуть из груди.
Полдень. Наконец-то он добрался до почтового ящика и с тревогой огляделся, не идет ли почтальон. Никого не видно. Шегли радостно и облегченно вздохнул, сияя, опустил конверт в щель и услышал, как тот мягко упал на дно.
Кашляя и уже не торопясь, журналист побрел прочь.
* * *
Ала опять беспокоили ноги. Он медленно ковылял по тихой улочке, кожаная сумка оттягивала усталое плечо. «Старею, - подумал он. - Силенки-то уже не те. И ноги болят - ревматизм. Плохо: трудно обходить участок».
В четверть первого он доковылял до темно-зеленого почтового ящика. Вынул из кармана ключи. Со стоном наклонился, открыл замок и вынул почту.
Улыбка озарила его издерганное болью лицо. В изумлении он покачал головой: «Новый очерк Шегли! Если бы не он, таких, как я, давно бы выкинули на улицу. Старина Шегли умеет писать!»
Со вздохом выпрямившись, Ал спрятал конверт в сумку, запер ящик и, улыбаясь, захромал дальше. «Я могу гордиться, - размышлял он, - что отправляю в редакцию его очерки, а на больные кости можно не обращать внимания».
Он был большим поклонником Шегли.
* * *
Когда в начале четвертого Рик, пообедав, вернулся в редакцию, он сразу же заметил у себя на столе записку от секретарши.
«Только что принесли новый очерк Шегли. Извините, сэр, я его посмотрела: это серьезное предупреждение властям. И написано как всегда великолепно! Когда прочитаете, не забудьте зайти к Р.А.»
Редактор воспрянул. Святой Георгий! Да это же просто манна небесная. А день обещал быть таким скучным! Оскалив зубы, что заменяло ему улыбку, он рухнул в кожаное кресло, подавил инстинктивное желание взять красный карандаш (Шегли не нуждается в правке!). Р.А. будет просто счастлив.
Рик вынул из конверта рукопись и откинулся на спинку кресла. Первые же строки повествования буквально заворожили его. Окружающий мир перестал существовать. Затаив дыхание, он следил за развитием сюжета. Какое великолепное знание надежд и чаяний своего народа! Редкостное социальное чувство! Жесткий, напористый слог! Да, Шегли писать умеет! Он машинально стряхнул с рукава костюма (мелкая полосочка - высший шик!) осыпавшуюся штукатурку.