Шипение Бэлль не дает мне сосредоточиться, и змея, бросив на меня короткий взгляд, уползает из библиотеки. Судя по тому, как раздувается ее капюшон, она уже почуяла чужаков и определенно не рада их видеть.
Нет, я не могу тут сидеть. Я должна что-то предпринять… Знать бы еще только, что… Как бы то ни было, я выхожу из библиотеки и, оказавшись в коридоре, озадаченно смотрю то в сторону лестницы на первый этаж, то в сторону оранжереи, не слишком-то представляя, куда идти и откуда могут появиться вторженцы.
– И что же ты намерена делать? – спрашивает Оскар. Кажется, он и не собирается пытаться меня остановить, и ему действительно интересно, что будет дальше. Черт, да мне и самой интересно…
Так и представляю, как появляюсь перед грабителями и прошу их убраться отсюда подобру-поздорову. Картина в мыслях рисуется совершенно и окончательно нелепая, и я криво усмехаюсь, качая головой.
– Должен предупредить, что если ты так и будешь тут стоять, то очень скоро к тебе придут, – говорит Оскар, и я мгновенно поворачиваюсь к камере. – Та группа, что зашла с парадного входа, уже почти у лестницы.
И словно в подтверждение его слов снизу доносятся приглушенные мужские голоса. Судя по тому, что я слышу, их там двое. А если взять в расчет, что разговаривают они вроде бы спокойно, значит, еще не наткнулись ни на один сосуд с бальзамом.
Когда я делаю шаг назад, половица под моей ногой скрипит, и этот звук, словно скальпель, режет заполонившую коридор тишину, а мне возвращает здравый смысл, говорящий, что вряд ли эти двое будут мне тут так уж рады.
А что, если они вооружены? Погибнуть от шальной пули мне никак не улыбается. Да и если с ножом на меня попрет какой-нибудь бугай, я вряд ли справлюсь.
Так, что делать?
Парочка у лестницы притихла, видимо, прислушиваются к звукам наверху. Я же, стараясь ступать как можно тише, медленно отхожу в оранжерею. Назад в комнату нельзя, оттуда нет выхода, да и дверь скрипит. Хотела же во время уборки смазать петли, да все руки не доходили.
Старые деревянные ступени скрипят под их ногами, выдавая местоположение. В оранжерее же пол каменный, и я, спрятавшись в зарослях обвившего стены плюща, осторожно наблюдаю за ними из укрытия.
Как и я думала, двое. Высокие мужчины, то не крепкие и мускулистые, а скорее жилистые. Пытаться с такими справиться порой даже еще хуже, чем с качками. У обоих на головах маски с прорезями для глаз. В руке у одного, того, что ближе ко мне, блестит лезвие ножа.
– Эрик, ты уверен, что это хорошая идея? – сбивчиво и даже как-то робко спрашивает второй. – Говорю тебе, что-то здесь нечисто.
– Заткнись, – шипит на него первый.
– Точно, зря мы сюда пришли, – не унимается тот. – Кайл ошибся, этот дом – просто мусорная куча, здесь ничего нет.
“Это ты сейчас отправишься в мусорную кучу”, – я ловлю себя на этой мысли, в то время как моя рука нашаривает небольшой цветочный горшок, который вполне подойдет для разбивания об чью-то голову.
– Я сказал, заткнись, – тот, кого назвали Эриком, открывает дверь, ведущую к спальне, ванной и библиотеке и заглядывает внутрь, и, кажется, не выглядит таким уж довольным.
Да, брать тут особо нечего. Я не видела здесь ничего особо ценного, за исключением, разве что, дорогой старой мебели, на которую они вряд ли обратят внимание. А потрескавшиеся стены с частично оборванными обоями, облупившаяся краска на потолке и общий антураж этого места явно производит на них удручающее впечатление.
Они оба входят внутрь. Я же, шмыгнув за ними, закрываю дверь прямо за их спинами, подперев ручку стоящей в углу за высоким фикусом шваброй. Вся эта процедура занимает у меня от силы секунд пять, но, как оказывается, я успеваю кое-как, потому что в следующий миг на дверь грузно налегают с той стороны. Долго моя нехитрая баррикада не выстоит, это понятно, но хоть немного времени мне даст. Хмыкнув, я переключаю незаметный тумблер, активирующий лезвия пилы, не слишком задумываясь, что же я делаю и к чему это может привести. А потом иду на балкон, мимо композиции цветочной девушки к круглому залу с огненным коридором.
Оскар не вмешивается и никак не комментирует мои действия, что, впрочем, неудивительно, ведь разговаривать со мной он может только через динамики. А может, он тоже ходит где-то здесь, как и я. С него бы сталось.
Видимо, я уже настолько привыкла к тишине этого дома, что теперь даже малейший звук кажется мне грохотом. До ушей опять доносятся голоса, на этот раз не приглушенные, а наоборот взволнованные и переполненные экспрессией. Ну, учитывая, откуда они идут, нет ничего удивительного.
– Он же мертв, понимаешь, мертв?! – истерит какая-то девица. Хм, а я-то думала, что тут одни мужчины. Странное занятие для женщины, но, думаю, не более странное, чем жить несколько недель в доме убийцы, выставляющего своих жертв на всеобщее обозрение. – Его кто-то убил.
– Ты права, мне это не нравится, – говорит недовольный мужской голос.
– Давай уйдем отсюда, – кажется, его спутница действительно на грани истерики. Голос дрожит и на отдельных нотах срывается на фальцет. – Пожалуйста, прошу тебя!
И чем, спрашивается, им не угодил Икар?
Черт, ты вообще соображаешь, что несешь? Это нормальная человеческая реакция на нахождение трупа.
Но я же не орала и не тряслась. Я просто прошла мимо. Эх, не понять мне женщин…
А сама-то ты кто? Мужчина?
Очень смешно… Не моя вина, что почти все женщины, которые встречались мне, словно на подбор в душе типичные блондинки. Никогда не понимала этих стереотипных суждений о женских штучках, даже до того, как стала такой. Почему, если видишь что-то страшное, непременно надо верещать, как сирена? Особенно если видишь труп, да еще и находишься в доме, где, как ты предполагаешь, живет убийца. Видимо, чтобы привлечь к себе внимание и сделаться наиболее легкой мишенью. По крайней мере, других причин я не вижу.
И долго это еще будет продолжаться?
Что именно?
Долго еще ты будешь разговаривать сама с собой?
А разве я разговариваю?
Что происходит с тобой, Эмеральда? Зачем ты вообще делаешь это сейчас? Что помешало тебе переждать этот налет в спальне, просто закрыв дверь изнутри? Зачем ты пришла сюда? Зачем обрекла тех двоих на смерть? Ведь ты же творец, а не убийца. Ты бы хоть задумалась на миг. Ведь если они умрут, их кровь будет на твоей совести.
Я никого ни на что не обрекала. Если они и попадутся в ловушку, то только по собственной глупости. С таким же успехом они могли попасть в любую другую ловушку.
Тогда зачем ты вообще сюда пошла? Ведь Оскар ни слова об этом не сказал. И не говори, что всерьез намеревалась уговорить этих бедолаг отступить. Ты сама в это не веришь. Ты ведь всерьез испугалась, что они могут и непременно узнают то, чего никому знать нельзя. Неужели ты готова ради этого места и ради Оскара испачкаться в крови? Ведь ты понимаешь, что эти двое за дверью уже знают слишком много. Ты готова их убить?
Убить? Нет! Нет! Нет! Я не убиваю людей! Я никого не убиваю! Никогда! Я просто… Это же неправильно!
Неправильно то, что ты так и не разобралась, на чьей же ты стороне.
Сама не зная, что творю, я резко распахиваю дверь. Парочка, которая до этого, видимо, просто стояла в центре комнаты и любовалась подвешенным к потолку Икаром, подскакивает от неожиданности. У этих масок нет, и мне не составляет труда рассмотреть их лица, пока они, отходя от шока, оторопело таращатся на меня. Совсем еще молодые, наверное, даже младше меня. Какого черта их понесло по этой кривой дорожке? И если парень еще хоть как-то пытается держать себя в руках, то девушка вообще никакая. Стоит, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, и трясется, как осиновый лист на ветру. Что, никогда не видела мертвеца? Совсем зеленая еще. Оба они.
– Ты еще кто такая? – наконец, возвращается дар речи к парню и он, выходя вперед и загораживая от меня свою подругу, лезет в карман.