– Открой! Оскар!
Местечко, в котором я нахожусь, при всем желании нельзя назвать комфортным по той простой причине, что это канализация. Даже не спрашивайте меня, как я сюда попала. Впрочем, это оказалось не так уж и сложно, просто пришлось поработать домкратом и приподнять одну ржавую железную дверь. Толку от этого, впрочем, было довольно мало, потому что в итоге я уперлась носом в закрытую дверь. Сомневаться, что Оскар скрывается именно там, не приходилось. Больше просто негде! Да вот пускать меня внутрь он явно не спешил, никак не реагируя на мои просьбы. Хотя, он вообще ничего не говорил уже целый день. Может, опять уехал куда-то?
Что ж, как уехал, так и приедет обратно. А я с места не сойду, пока меня не впустят. Нет, конечно, можно пойти в гардеробную или на чердак и покопаться там в поисках резака по металлу, но мне откровенно лень. Мой запал энергии и жажда действия сошли на нет, снова накатила апатия.
Так что я сажусь прямо на пол, прислоняясь спиной к холодному металлу двери. К запаху, царящему в воздухе, уже притерпелась, так что это не проблема.
Уткнувшись лицом в согнутые колени, я думаю. О том, что было, о том, что будет. Будет ли оно вообще?
Сердце ледяными тисками сдавливает чувство какой-то обреченности и безнадежности. А в душе крепнет уверенность: что бы ни случилось, исход будет один, и вряд ли я от него буду в восторге. Смерть снова дышит мне в затылок. У меня очень плохое предчувствие…
========== Глава 18. Это любовь? ==========
Когда я открываю глаза, картина выглядит несколько нечеткой, контуры расплываются, превращая обстановку комнаты в абстрактную картину в духе Сальвадора Дали. То, что лежу я на чем-то мягком, здорово обнадеживает. Засыпать, сидя в канализации, мне до этого еще ни разу не доводилось. Видимо, эта моя самоотверженность таки растопила сердце Оскара, и он избавил меня от необходимости валяться на бетонном полу.
Впрочем, каким-то особенным откровением эта комната для меня не становится. Я ведь уже была здесь, когда меня скрутил аппендицит, просто тогда была в таком состоянии, что было как-то не до глядения по сторонам. Помещение оказывается намного просторнее, чем любой из виденных мной наблюдательных постов. Куча мониторов, рычагов, кнопок присутствуют и здесь, практически ничем не отличаясь от тех, что я уже видела. Но это только часть комнаты, причем, часть незначительная. Большую же часть пространства занимает лаборатория. По крайней мере, выглядит это именно как лаборатория. Различные колбы, реторты с разноцветными жидкостями, трубки, идущие вдоль стен, пола и потолка, и, конечно же, до боли знакомые цилиндрические сосуды. Пустые. Значит, вот где они хранятся. Интересно, как Оскар их отсюда вытаскивает? Ведь судя по моим ощущениям и логическим предположениям, эта комната находится под землей, а единственная заметная дверь слишком маленькая и узкая.
Сама же я валяюсь на мягкой кушетке, накрытой длинным клетчатым покрывалом. Освещения в комнате немного, оно ограничивается несколькими настенными светильниками, так что по глазам ничего не бьет, давая нормально осмотреться. Вздохнув, я сажусь, свешивая ноги на пол. Хочется верить, что я не провалялась несколько дней, хотя если судить по тому, как жалобно урчит мой желудок, такой вариант вполне имеет место быть.
По привычке почесав бок, обнаруживаю, что швы, о которых мы со всей этой ситуацией с грабительским налетом совершенно позабыли, исчезли. Вот только легче не стало. Я уже перестала обращать на них внимание, только чесотка осталась.
А еще я снова совсем одна, пусть даже и нахожусь там, где мне, по логике вещей, находиться не положено. Но наша игра давно уже вышла за рамки всяких там “можно/нельзя” или “стоит/не стоит”, не спросив нашего мнения на этот счет.
Возникает резонный вопрос к самой себе: ну и что изменилось? Зачем я вообще так рвалась попасть сюда снова? Стоило ли это затраченных усилий? Стало ли мне легче? Да ничего подобного. Ничего не изменилось. Может, я просто на шаг стала ближе к Оскару. Где он, кстати, опять пропадает? Решил прятаться от меня постоянно, ходя от одного наблюдательного пункта к другому? Неужели настолько доверяет мне, что оставит меня одну в святая святых, своей лаборатории? Она ведь не видна ни из одной из тех комнат, это я точно помню. Да и камер тут я не вижу, как и динамиков. Но это и логично, учитывая, что большую часть времени он тут проводил сам.
Не знаю, что мне делать. Пойти снова его искать? Ага, а он тайком вернется сюда и черта с два пустит меня обратно. Просто сидеть тут? Скучно, а я и так уже от тоски на стену готова лезть. Найти себе занятие? Какое, интересно знать? Тут даже книг нет. А что есть?
От нечего делать начинаю ходить по комнате, разглядывая приборы, о назначении которых приходится только гадать. Черт, если Оскар все это сделал сам, он гений не только искусства, но и механики. Лично у меня от одного только вида этих конструкций мозг начинает кипеть. Особого внимания заслуживает секционный стол, почти как две капли воды похожий на тот, что стоял в морге в полицейском участке. Надо думать, в прошлый раз я лежала именно на нем, до сих пор помню холодную металлическую поверхность.
– Осваиваешься, Эмеральда?
Я даже пикнуть не успеваю, как его ладонь опять, как и тогда перед вальсом, закрывает мне глаза. Откуда он там взялся?! Я же ничего не слышала! Абсолютно бесшумная походка, как у прирожденного хищника. И как он вообще оказался у меня за спиной, когда дверь всегда была в поле моего зрения? Очередной тайный ход? Вполне может быть.
– Можно и так сказать. – Делать хорошую мину при плохой игре всегда удавалось мне на славу, вот и сейчас голос не дрожит, а я отчаянно делаю вид, что ничего из ряда вон не случилось. – Уютненько у тебя тут. Хотя снаружи все-таки лучше.
– Уходила бы ты отсюда, – внезапно говорит Оскар, так резко меняя тему, что я аж вздрагиваю. Что-то не нравится мне тон его голоса.
– Зачем ты тогда меня пустил? – осведомляюсь я. Что, решил взять реванш за недавнее выбивание из колеи? Снова моя очередь пребывать в ступоре? Я уже привыкла…
– Я имел в виду вообще уйти, – произносит он. – Вернуться к себе и делать вид, словно ничего и не было.
От этих слов меня ледяными объятьями сковывает ужас. Что случилось? С чего такое внезапное решение?! А какая-то часть моей души панически и истошно орет, и ее крик превращается в сплошную череду нечленораздельных звуков.
Нет-нет-нет! Не прогоняй меня! Позволь мне остаться! Я не хочу! Не хочу уходить отсюда! Не оставляй меня! Не уходи и не оставляй меня снова одну!
– Я… – дыхание перехватывает, и слова застревают в горле, вырываясь рваными звуками. - Я никуда не уйду. Не уйду, – шепотом повторяю я, чувствуя, как предательски задрожали колени.
Черт, как же я хочу посмотреть ему в глаза! Они бы не соврали, по ним я бы поняла, всерьез он говорит, или это опять какая-то изощренная насмешка?
Думаю, не закрывай он мне глаза, сейчас в них застыло бы выражение затравленного зверя, загнанного в угол и понимающего, что надежды на спасение нет. До этого мне претила сама мысль, что меня могут просто выставить вон. И сейчас, когда она была озвучена, меня словно паралич хватил. А часть души, та самая, что намертво привязалась к Оскару и его миру, продолжала истерить, буквально оглушая меня своими отчаянными воплями.
– Ты не можешь остаться, Эмеральда, – спокойно говорит Оскар, словно речь идет о сущих пустяках.
– Могу, – не раздумывая, отвечаю я, тряся головой. – Могу остаться. И останусь. Ты не можешь просто так… – я не могу заставить себя произнести эти страшные слова. – Мы ведь еще не закончили… Я останусь. Мне все равно, чем придется за это заплатить, я все равно останусь.
Кажется, я пребываю на грани истерики. Но, в отличие от обычных женских истерик с криками и слезами, мои глаза абсолютно сухие, а голос, наоборот, превращается в едва слышный шепот. И я боюсь, до смерти боюсь, что мое решение не возымеет эффекта, что Оскар все равно поступит по-своему. Что уже скоро я проснусь в своей комнате дома, словно все это было лишь длинным красочным сном.