Так ты жив, Оскар?! Как? Как ты это сделал? Я же видела, как ты… Так, стоп, а что, собственно, я видела? Я видела человека твоего роста, в твоей одежде, с прической, как у тебя и… И всё. Я не видела ничего конкретного. Но кто это такой тогда? И как он оказался там вместо тебя?
Словно поддавшись порыву, я резко срываю полотенце с лица. И понимаю, что ни капли не удивлена. Ну, конечно. Как я могла забыть?.. Боже, какая же я дура…
Тот парень, который хотел меня убить. Жених Русалки, которого Оскар тогда оглушил. Значит, это он имел в виду, когда говорил о его особенной судьбе? Я… я даже не знаю, как мне на это реагировать…
Совершенно неожиданно на глаза наворачиваются слезы, и мне хочется истерически рассмеяться. Смеяться от счастья, что он жив, плакать от обиды за этот дурацкий розыгрыш, который едва не довел меня до сердечного приступа, и непременно хорошенько съездить ему при встрече по лицу за все хорошее. Но я, конечно же, не смеюсь. Вместо этого я кладу полотенце обратно, разворачиваюсь и иду к выходу.
Только на ходу бросаю через плечо:
– Голову проверьте, я как-то ударила его ломиком. Достаточно сильно, чтобы остались следы.
Да, парень, когда ты и твои друзья вторглись в дом, я ненавидела вас всей душой за то, что вы нарушили наш покой и развалили на куски царящую там идиллию. А сейчас я даже рада, что так все обернулось. Сейчас, когда мне, наконец, все ясно, я рада, что ты пришел туда. Я так боялась, что из-за вас правда всплывет наружу. И даже когда Оскар заверил меня, что от тебя не будет проблем, я все равно переживала, что ты сбежишь. Единственный человек, который мог бы хоть что-то рассказать. Единственный, помимо меня, кто хоть что-то знал.
Как же я рада, что увидела тебя здесь, на этом столе.
Улыбка сама выползает на лицо, и подобные циничные мысли не вызывают у меня ни капли отторжения. По мере приближения к палате я сгоняю с лица счастливое выражение, сменяя его гробовой скорбью.
Никто ничего не заподозрит. Я ведь, в конце концов, жертва серийного убийцы, которая прошла через ад и которой посчастливилось выжить.
***
Когда меня, наконец, выписывают домой, моему счастью нет предела. Родители пытаются было временно переселить меня к себе в дом, но это никак не входит в мои планы. Да и психолог, с которым мне пришлось иметь разговор, заверил их, что я в на удивление хорошем душевном состоянии. Пришлось в шутку сказать, что к похищениям я начинаю привыкать, видимо, выработался иммунитет. Как бы то ни было, неволить меня не стали. Даже мама не слишком усердствовала. Сошлись на условии, что я буду звонить каждый день.
Эх, дом, милый дом… Сколько же я здесь не была… Родные хоромы встречают меня горами мусора, который я все никак не могла собраться вынести, толстым слоем пыли на всех возможных поверхностях и общим беспорядком, который даже при большом желании нельзя назвать моим обычным упорядоченным хаосом. Приходится потратить остаток дня на приборку.
Выкидываю почти все, на что раньше не поднималась рука. Мои старые записи и черновики, наблюдения о Гробовщике, Алхимике и прочих, все данные, которые мне удалось раскопать. Всё. Ничего не останется. Мне больше ничего из этого не нужно. Только отвлекать будет лишний раз.
Вместо всего этого на стене появляются материалы по делу Оскара. Какие-то были у меня изначально, еще до похищения, какие-то я рисую и пишу прямо на ходу. Фотографии и имена жертв, даты и места их исчезновения, мои мысли о каждом из них, психологический портрет самого Оскара – всё, как положено.
– Итак, что мы имеем? – вслух рассуждаю я, по-турецки усевшись прямо на стол, стоящий в центре комнаты прямо напротив доски с делом. – Мы имеем кучу всего и при этом ничего.
Поза не кажется мне подходящей для размышления, так что я спрыгиваю со стола и начинаю ходить по комнате взад-вперед. Это не слишком-то помогает, мысли по-прежнему не желают выстраиваться в правильную цепочку. И ничто не помогает мне толком собраться: я проветриваю помещение, пью зеленый чай, смотрю то на фотографии жертв, то в окно. И так до бесконечности.
Ну не мог же Оскар не оставить мне подсказку! Он же прекрасно понимал, что я пойму: в морге не его тело. И мой следующий шаг очевиден: я буду пытаться понять, куда же делся он сам. Оскар хорошо меня знает, знает, как работает полиция. Будь я на его месте, что бы я сделала? Записку бы точно не оставляла, слишком рискованно. Почта, телефон – тоже исключено по той же причине. Тогда что остается?
Мои размышления прерывает телефонный звонок. Мать моя, как же я, оказывается, отвыкла от телефонов! Я даже не сразу поняла, откуда идет этот трезвон.
– Эми, ты не поверишь, – без приветствия говорит Джонни. – Мы установили личность твоего маньяка. И угадай что? Им оказался некий Джек Мюллер, жених одной из жертв. Тот еще тип, как выяснилось. Подозрительный по самое не могу. Жил обособленно и замкнуто, его даже никто из соседей не смог толком описать. Остается, правда, еще несколько вопросов, как, например, каким образом он попал в Голдвэйл-мэнор. В числе забальзамированных был также и бывший хозяин поместья, скорее всего ставший одной из первых жертв Мюллера.
– Получается, прежний хозяин жил совсем один? – уточняю я. – И родственников у него не было, раз никто не забеспокоился по поводу его исчезновения?
– Хороший вопрос на самом деле, – отвечает он. – Единственным родственником был сын. Оскар. Но он умер много лет назад в психиатрической клинике. Видимо, Мюллер, пользуясь неосведомленностью родителя, прикинулся наследником.
– Даже так… Выходит, он долгое время этим занимался.
– А когда понял, что деваться ему некуда, покончил с собой. Судмедэксперт сказал, что в крови у него был весьма занятный коктейль, полностью парализующий тело и подавляющий боль. Он не мучился перед смертью. Я бы предложил тебе отметить твое очередное чудесное спасение из лап смерти, так ведь откажешься же.
– Ну прямо ясновидящий, – усмехаюсь я. – Извини, Джонни, но я работаю.
– Не успела вернуться домой, а уже по уши в работе, – притворно ворчит Олбертайн.
– Пока воспоминания свежи, нельзя терять ни секунды, я же говорила уже.
– Знаю-знаю, – примирительно говорит он. – Ладно, звони, если возникнут какие-то вопросы. И, Эми, я рад, что ты снова с нами. Завязывала бы ты все-таки со своими маньяками. Однажды мы можем и не успеть вовремя.
Я кладу трубку, а в голове полная каша. Если коротко, то я в шоке. Это что же вообще такое получается? По документам Оскар уже много лет как мертв?! Как так-то? Хотя если он сымитировал свою смерть сейчас, что мешало ему поступить так и раньше? Просто невероятно… Провернуть такое и за столь короткий промежуток времени. Превратить случайную жертву в охотника, обставить все так, что не возникло никаких сомнений. Действительно впечатляет.
Вот только все это ни на йоту не приближает меня к разгадке того, куда же все-таки подался Оскар.
Мой взгляд снова падает на имена и фотографии жертв. Что-то мне тут не нравится… Почему мне упорно кажется, что разгадка кроется именно здесь? Интуиция орет об этом на все голоса. Но что здесь? Анаграмма? Или что-то другое? Имена как имена. Никаких особых значений. Тогда что? Или я опять зря копаю глубоко? Может, ответ снова на поверхности, а я его не замечаю из-за простоты?
Взгляд метается от одного имени к другому, миллионы предположений бессильными волнами разбиваются о камни непонимания принципа.
– Да ладно… Быть не может…
Ухватив за хвост мысль, которая показалась мне имеющей хоть какой-то смысл, я снимаю фотографии с именами со стены и развешиваю их вертикально в другом порядке. Каждая фамилия стоит точно под именем. Это оно?
Изабель Уэст (Русалка), Ирвин Льюис (Икар), Леонард Бёрнс (механик), Ева Ильвейс (возлюбленная Оскара), Натан Бакер (витрувианский человек), Энди Нельсон (дворецкий), Геральд Кинг (астролог) и Оливия Кеннеди (снежная королева). Если прочитать первые буквы…
Isabelle
West
Irwin
Lewis
Leonard
Burns
Eve
Ilweiss