Концерт был неплох, а вечер ещё лучше. Боюсь, что мы выплеснули на пол слишком много воды, когда стали заниматься играми в ванне с горячей водой. Это немного выматывает, но довольно занятно.
4 июля - большой американский праздник. Пускают ракеты и взрывают петарды. Очень жарко. Американцы используют шкалу Фаренгейта, по ней больше 100 градусов [около 37 градусов по Цельсию]. Юнис уезжает проведать свою семью в Нью-Джерси, а мне надо посмотреть морской парад. Адвокат пришел с женой, невероятно костлявой женщиной с огромными выпирающими вперед зубами и удивительно кривыми ногами. И ещё два орущих ребенка, которым не нравились ни жара, ни корабли. Адвокат с женой постоянно грызлись из-за её матери, которая их часто навещает и проводит большую часть времени своего визита в их единственном туалете. Меня оставили с детьми. Добрый дядя Генрих, швейцарский шоколадный барон. Я дал им по шоколадке, которые немедленно расплавились от жары и перепачкали их с ног до головы. Я рассказывал им всякие детские байки, и похоже, им нравилось. Много позже их мать заметила пятна у них на одежде и стала орать на них. Да, семейная жизнь - очень приятная штука, нечего сказать.
[...]
Придя в отель, я принял холодный душ. Потом пошел прогуляться в парк перед ужином. Взял с собой одного из своих охранников. Кажется, они не очень довольны тем, что мне удалось от них улизнуть вчера и сегодня, но, думаю, в мое отсутствие они нашли, чем себя занять. Солдаты, даже если они в гражданском платье, всегда сумеют выкрутиться.
Мы шли по широкой аллее, любуясь девушками, загорающими прямо на газоне, когда вдруг налетел сильный ветер. Мне показалось, это настоящий американский торнадо. Мой охранник схватил меня в охапку, повалил на землю и лег сверху. Рядом обломилось и рухнуло дерево. Оно вряд ли бы меня задело, но я оценил его усердие. Конечно, мои белые штаны позеленели от травы, и я потерял свою дорогую панаму.
Ветер продолжал дуть, и мы решили завершить наши пасторальные прогулки и вернуться под кров отеля. Наверно, мы выглядели потрепанными, как жертвы ограбления, но не одни мы. Все вокруг казалось полем после битвы.
В отеле я переоделся в легкий костюм, а своему охраннику по имени Генри (впрочем, друзья называют его "Хэнк") предложил со мной поужинать в качестве знака оценки его усилий. Он все время извинялся, что столкнул меня на землю, но я заверил его, что даже маленькое деревце могло бы нас раздавить, если бы он не был так проворен.
Как я и думал, он признался мне, что прошлой ночью нашел себе подружку. Он просил, чтобы я никому об этом не рассказывал. Я согласился.
Забавно, что алкоголь делает с людьми! Он не имеет ни малейшего понятия, кто я такой, и при этом полвечера рассказывал мне грязные истории из своего сексуального опыта.
После ужина я угостил его превосходным коньяком и сигарой Upmanns. Он сказал, что привык к пиву и виски, но коньяк он все равно уважает, и сигары тоже. Я не стал рассказывать в ответ собственные сальные истории, просто пожелал ему после всего спокойной ночи. Он долго тряс мою руку, а потом ещё довольно фамильярно похлопал по спине.
Никаких проблем с этим парнем, и по возвращении я велю заменить Феликса на него, он лучше. Феликс здорово умеет врать, а этот "Хэнк" чертовски честен. Его отец держит ферму в Айове, жили они в бедности.
И потом, он имеет немецкие корни, нам надо думать о своих, в конце концов.
Я нахожу, что многие американцы, особенно не из начальников, очень прямолинейны, совершенно честны, очень плохо образованны и способны понравиться. Мой охранник - прекрасный пример этому. Конечно, мне приходится быть очень примитивным, общаясь с этим народом, но они вызывают у меня больше симпатии, чем хитрожопые дяди в Вашингтоне, с которыми приходится общаться в рабочее время и вечерами. Но я исключаю президента, к нему я просто хорошо отношусь, как к личности.
Возвращаюсь в Вашингтон на машине в среду, поскольку мне нужно быстро получить дома одно важное сообщение, а на поезде ехать слишком долго. Нет, этот отпуск вышел далеко не таким приятным, как моя поездка в Колорадо.
[...]
Процесс над Гиссом близится к концу, ходит слух, что он уже осужден и что Советы попытаются схватить одного из наших дипломатов и обвинить в шпионаже, чтобы обменять его потом на Гисса. Это дело нужно предупредить, а именно быстренько проинформировать их посла, что всякие подобные действия вызовут "критический ответ" с нашей стороны.
Они понимают силу, в этом все дело. Можно, в конце концов, заметить, что его жену могут увезти очень далеко на такси, если такие вещи здесь вообще допустимы.
9 июля
Большинство членов жюри присяжных на процессе Гисса склонялись к мнению о его виновности. Но предстоит ещё один процесс, а Гисса освободили под залог. В надежде, что он смоется в Москву и тем самым избежит ещё одного дорогостоящего процесса.
Американцам надо бы завести нечто вроде лагерей "передержки", куда следует заключить людей типа Гисса, просто для того, чтобы защитить их. Недавно я слышал от одного идиота, что все наши лагеря были наполнены евреями, миллионы которых мы истребили газами, а потом сделали из них абажуры, дамские перчатки и туалетное мыло! Не знаю, кто ему рассказал такую чепуху, но думаю, что американская пресса пишет подобные вещи из политических соображений. Концлагеря не были предназначены для евреев, и мы не вырабатывали мыло из их останков. Лагеря предназначались прежде всего для коммунистов и уголовников. Примерно 75% от всех заключенных составляли политические, а остальные были уголовниками, шпионами и евреями. Самая страшная ошибка Гиммлера состояла в том, что он поместил в лагеря русских, от которых распространился тиф, он выкосил тысячи узников. Фотографии изможденных трупов, которые здесь часто показывают, есть вовсе не трупы убиенных евреев, а всего лишь трупы умерших от тифа. А взять газовые камеры в Дахау с шестьюдесятью тысячами отравленных евреев! Я много раз посещал Дахау, и никого там никогда не травили газами. Все снимки печей с комментариями типа "в этих печах были кремированы десятки тысяч евреев" представляют собой ещё большую нелепицу. Все узники, умершие в лагерях, кремировались, а прах отсылали родственникам.