Б. Прежде чем изжарить рыбку, её сначала нужно поймать. У меня нет сомнений в том, что в конце концов он окажется у нас в руках, если только, конечно, они не убьют его первыми или если он не избежит расплаты, покончив с собой.
А. Существует ещё возможность, что его могут заполучить нацисты. Где он находится сейчас?
Б. Итальянцы сообщили нам, что в настоящее время он находится под арестом в полицейском управлении в Риме. Они хотят поскорее перевести его в другое место, потому что немцы, похоже, вполне могут неожиданно принять решение усилить своё присутствие s Италии, и Рим логичным образом станет их основной мишенью. Они переведут его.
А. Но они не отпустят его, в смысле не отдадут немцам? В качестве своего рода qui pro quo {Букв. «одно вместо другого»; баш на баш (лат.).}?
Б. Не думаю. Итальянцы ненавидят немцев, а королевский двор довольно надёжно у нас в кармане. Мы имеем все основания быть уверенными, что Муссолини в итоге окажется в наших руках.
А. Но будет ли это разумно, Уинстон? Мы будем принуждены устроить что-то вроде крупного судебного процесса, который будет длиться не один месяц, и даже если сможем его полностью контролировать, это неизбежно приведёт к проблемам. А я должен заметить, что многие итальянцы являются по крайней мере тайными поклонниками этого человека. Если мы будем его судить, это может создать проблемы. Исход, естественно, не вызывает сомнений, и в конце концов он закончит жизнь в петле.
Но, однако же, эти суды, а я полагаю, что у нас будет целая куча его жалких приспешников, которых тоже нужно будет судить и казнить, будут длиться бесконечно. Я могу предвидеть, что это дело будет иметь ряд отрицательных последствий.
Б. Разумеется, любое дело имеет свои отрицательные стороны, Франклин. Значит, вы считаете, что его не следует судить? Но что подумают о нашем неуместном благородстве наши друзья в Италии? У меня прекраснейшие отношения с некоторыми элементами итальянского общества, и все они без исключения желают публичного унижения и смерти Муссолини. Безусловно, сейчас не тот момент, когда подобные широкие жесты возможны. Его смерть окажет благоприятное действие и на нацистов.
А. Не могу не согласиться с этим тезисом, но, с моей точки зрения, публичный судебный процесс может косвенно привести к ухудшению ситуации в моей стране. Как я уже сказал, в итальянском обществе существует определённое сочувствие к этой фигуре, и вопрос в том, какую реакцию вызовет здесь подобный суд? Меня беспокоят прежде всего приближающиеся выборы. Судебный процесс, конечно, займёт не одну неделю, и чем ближе по времени он будет к выдвижению кандидатур и, в конечном счёте, к выборам, тем большую опасность будет представлять охлаждение к нам итальянцев, которые имеют, я полагаю, весьма существенный вес.
Б. Я не могу согласиться с тем, что освобождение Муссолини могло бы способствовать осуществлению любой из наших общих целей. Мне кажется, что данный момент истории стал своего рода водоразделом и теперь события будут развиваться в нашу пользу. Я не думаю, что война тут же закончится, но у меня такое ощущение, что отныне мы шагаем по via Triumphalis {Дорога триумфа (лат.)}, а не по via Dolorosa {Дорога скорби (лат.)}, по которой мы шли так долго.
А. Я не имел в виду, что нам нужно отпустить этого дьявола на свободу. Совсем нет. Я говорил только о публичном процессе. Если Муссолини умрёт до того, как подобный процесс будет иметь место, это будет наилучший выход для нас со всех точек зрения.
Б. Вы предлагаете, чтобы мы просто расстреляли его, когда итальянцы передадут его нам? Что-то вроде военного трибунала? При закрытых дверях, разумеется. Это может благотворно подействовать на всё ещё упорствующих недобитых фашистов, и даже ещё больше на гитлеровцев.
А. Нет. Я размышлял над этим, и я полагаю, что если Муссолини умрёт, пока он ещё находится под арестом в Италии, это сослужит нам гораздо лучшую службу, чем если мы дадим ход судебному преследованию.
Б. Не думаю, чтобы итальянцы согласились оказать нам такую услугу, даже если я попрошу их об этом. У меня такое впечатление, что они желают полноценного отмщения. Как можно более продолжительного и публичного. Вы же знаете, как итальянцы любят завывать о мести в своих операх. Неужели вы можете вообразить, чтобы они отказались от удовольствия рукоплескать, рассевшись в зрительном зале?
А. Я подразумевал, что, если мы сами сейчас придём к согласию, мы могли бы сделать так, чтобы его убрали, пока он ещё у них. И в то же самое время мы могли бы выдвигать вполне публичные требования выдать его для суда. Это было бы даже проще, чем дело Дарлана…
Б. Ну, это-то был исключительный случай, Франклин. Теперь дело сделано, и наши люди не будут особенно интересоваться заслуженным концом этого известного нацистского прихвостня.
А. Мне хорошо известны ваши взгляды на дело Дарлана, и я знаю, что вам также известны мои. В моих разведывательных кругах, да и в других местах, хорошо известно, что этого человека убили вы. У нас имеется орудие убийства, и использование американских патронов отнюдь не встретило одобрения {Французский адмирал правительства «Виши» Жан-Луи Дарлан был убит 24 декабря 1942 года агентами де Голля. Рузвельт одобрял использование деятелей «Виши» на вновь захваченных бывших французских территориях, но Черчилль решительно поддерживал де Голля, выступавшего против использования членов правительства «Виши». Борьба между Рузвельтом и Черчиллем завершилась убийством Дарлана, которое совершил молодой француз, подготовленный британской спецслужбой SOE и действовавший под их руководством. Орудие убийства, пистолет «велрод» британского производства, попал в руки американцев.}. А главное, что ответственность за смерть Дарлана теперь возлагают на нас, в крайнем случае на вас, и все опровержения возымели очень слабый эффект. Если бы Дарлана убил француз…