Я ответил, что Шелленберга следует держать подальше от секретных сведений, что следует осадить Бергера и что всем им, в том числе и самому Гиммлеру, лучше удержаться от попыток ловить рыбку в мутной воде. Большей любезности от меня нельзя было ожидать. Гиммлер понял это очень ясно и предложил мне повышение по службе, предположив, что я не откажусь заменить Кальтенбруннера на посту главы РСХА. Я не дал себя соблазнить, хотя такое повышение вовсе не было для меня непривлекательным. Я сумел понять, к чему это приведёт, и отказался от РСХА, но потребовал, чтобы мне был предоставлен полный контроль над расследованием заговора. Иначе какие-нибудь не те люди могут узнать то, что знаю я, и это приведёт к серьёзным проблемам для СС в целом. Факты могут быть неверно интерпретированы, сказал я, и Гиммлер со мной согласился. Я получил требуемые полномочия, и больше у меня проблем с Гиммлером не возникало.
И я уничтожил Артура Небе, начальника криминальной полиции, который участвовал в измене. Мы потратили на это пять месяцев, но в конце концов взяли его и вздёрнули, чистенько и ладненько. Ужасная жалость. Артур был такая беспримерная дрянь, что его стоило бы выставить в зоопарке на всеобщее обозрение. Бергер отправился подавлять восстание в Словакии, а Кальтенбруннер бегал вокруг кругами, как глупая собака, которая пытается ухватить собственный хвост. Вы его в итоге повесили, и он вполне это заслужил. Кальтенбруннер был псих и садист, один из тех, на чьей совести убийства евреев и других. Для меня было редким удовольствием… и для других тоже… когда Поль врезал ему по морде. С удовольствием держал бы у себя фотографию, как Кальтенбруннер рыдает, размазывая текущую из носа кровь. Поль, по крайней мере, никогда не был изменником и не наживался за чужой счёт. Вам бы следовало отпустить его в конце концов.
С. Это не в моей власти, и вы об этом знаете. А Шелленберг? Он остался жив.
М. И сохранил свой пост тоже. Но всякий раз, когда я останавливал его, чтобы поздороваться, он становился белым, как мел. Но, конечно, вёл он себя безукоризненно, по крайней мере когда я был поблизости. Скорцени, который теперь работает на вас, говорил мне, что Шелленберг – насекомое, которое нужно раздавить. Длинный Отто сам по себе неплох, хотя едва ли из него выйдет путный шпион. Но он будет делать то, что вы ему скажете, и, не считая большой любви к вниманию публики, довольно приличный малый.
С. У нас будет возможность поговорить о Скорцени позже.
М. Не сомневаюсь, что будет. И я надеюсь, что вы будете держаться подальше от Шелленберга. Если в итоге он тоже будет работать на вас, это может кончиться тем, что я или Отто вышвырнем его в окно. Можете добавить сюда за компанию и Глобочника. Кстати, Небе очень любил Вирта, который всех морил газом, и даже руководил некогда одной из эйнзатцкоманд на Востоке и перебил множество евреев. Самый подходящий человек на роль героя Сопротивления.
С. Нам всё известно о Шелленберге, и, насколько я знаю, у него нет будущего в нашей организации. Я согласен с тем, как вы его оцениваете. Неглуп, но совершенно бесхарактерный человек. Мне однажды довелось допрашивать его, и лично я не вижу, какая от него может быть польза.
М. Очень похож на Варлимонта и Бергера. Тоже всё время сплетничает, плетёт какие-то интриги. Настоящий злобный карлик. Люди вроде него, однажды побыв у власти, всегда стремятся вернуться к ней снова. Маленькие люди нуждаются в большом внимании. Что же касается меня, то я имел гораздо больше власти, чем любой из них, и это была реальная власть. Как вы понимаете, я не совершал всяких театральных выходов на приёмах, не окружал себя личными фотографами, как Риббентроп. Реальная суть власти гораздо важнее, чем её внешние атрибуты. Полицейских никто не любит, и никому не нужно было моё присутствие на этих помпезных сборищах. Мне нравилось проводить время за работой, и я старался делать её как можно лучше, пока всякие там отставные преподаватели гимнастики или цирковые наездники расхаживали вокруг в изысканных мундирах. Гейдрих был из того же теста, но ему по крайней мере хватало ума на то, чтобы понять, что нужно делать, и добиваться успеха в том, что он делал. Он был прекрасным музыкантом, очень хорошим фехтовальщиком и во время войны летал в люфтваффе. У него был сложный характер, и вообще он был не без странностей, но он был не такой, как другие. А Кальтенбруннер был просто скотина, как, впрочем, и Борман. Борман был поумнее и не такой неустойчивый, но тоже страшный сплетник и наушник. Мне это дело представляется так. Мы вели смертельную войну против страшных противников. Идея была в том, чтобы выстоять и сохранить жизнь и имущество наших граждан. И прятаться в огромных замках, разъезжать в роскошных лимузинах и красть всё, что попадётся на глаза, подобно Франку, было противно моей натуре. Будь моя воля, я всех их отправил бы на фронт, в отряды Вознесения.
С. Что-что?
M. За передовую линию, отыскивать минные поля. Предпочтительно при помощи собственных ног. А потом – на небеса, с громким треском. Похоже, вы не обладаете военным чувством юмора, верно?