Я стою за барной стойкой и готовлю напитки, затем подхожу к раздаче, чтобы посмотреть, какие блюда нужно нести и за какие столики.
Сегодня вечером нужны все свободные руки, поэтому я не против помочь. Два стола с большими компаниями ведут себя шумно, а Джастина и Эндрю сбились с ног. Хотя мы по-прежнему должны казаться профессиональной и слаженной командой, по едва заметным гримасам на лице Ангуса могу сказать, что он борется с тем, чтобы продолжать находиться здесь.
Подойдя к столу для раздачи, я вижу восемь выстроенных в ряд блюд, которые никто не может отнести.
— Пьер, на какой стол их нужно отнести?
Пьер выпрямляется, медленно поворачивается ко мне и рычит:
— Это стол Джастины, а теперь уходи.
Пьер определенно заносчивый и высокомерный сноб. Его голова находится в собственной заднице, и он понятия не имеет день сейчас или ночь.
— Пьер, не мог бы ты сказать мне номер стола, чтобы я смогла отнести блюда? — я стараюсь, чтобы мой тон оставался спокойным, хотя внутри уже закипаю.
— Восьмой столик, — говорит он, наконец, бросая на меня косой взгляд.
Взяв две тарелки, я направляюсь в сторону стола и расставляю их напротив соответствующих заказов.
К тому моменту как восьмой столик обслужен, другой большой заказ тоже готов. Я начинаю обслуживать их, и при последней моей ходке у одного из клиентов руки становятся слишком распущенными и опускаются на мою задницу.
Я отхожу в сторону и стараюсь оставаться профессионалом.
— Не могли бы вы держать свои руки при себе? — прошу я его вежливо, но понимаю, что это не просьба, а скорее заявление — не трогай меня.
За этим столиком много мужчин, все в костюмах, все много пьют и слишком громко разговаривают.
— Она тебя отшила, — говорит парень, сидящий рядом с тем, кто распускает руки.
Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, он шлепает меня по заднице. Я продолжаю идти и обдумываю варианты действий. Развернуться, стукнуть его и уйти, смеясь? Рассказать Ангусу и устроить сцену? Или просто отпустить ситуацию и больше не возвращаться к этому столу, отправив Эндрю или Ангуса обслуживать их?
Я могу справиться с ним и любым другим придурком, который думает, что может распускать руки.
Захожу на кухню, расстроенная и недовольная тем, как разворачивается этот вечер.
— Убирайся, возвращайся на свое рабочее место, — я слышу глубокий французский акцент, Пьер почти кричит на меня.
Делаю шаг назад и чувствую, что моя спина упирается в стену, и все, что мне хочется сделать сейчас, это опуститься на пол, обхватить свои ноги руками и заплакать.
Вместо этого я расправляю плечи, приподнимаю подбородок и делаю два медленных вдоха.
— Уходи, — говорит он снова, смешивая что-то в огромной кастрюле.
— Ты что, издеваешься? — взрываюсь я, вскидывая руки вверх от досады. — Скажи мне, как ты стал таким высокомерным придурком? Что, черт возьми, у тебя за проблема, Пьер?
— Ты моя проблема, — говорит он, ехидно глядя на меня. Пристальный взгляд его серых глаз приковывает меня к стене, на мгновение выбивая дух из моего тела.
Я всматриваюсь в его лицо, медленно опускаю взгляд к груди, и улавливаю внезапный глубокий вдох.
За эту долю секунды, этот один удар сердца, он не Пьер-неприятный монстр, а кто-то еще. Человек, скрывающий ужасную боль, тень которой так глубоко врезалась в его душу, что он едва может дышать.
Суровый взгляд Пьера словно приклеивается к моему.
И его воинственная поза понемногу смягчается, со мной тоже что-то происходит. Небольшой огонек начинает разгораться, тепло проходит по моему позвоночнику.
Мы стоим и смотрим друг на друга лишь минуту. Может быть, даже не минуту, а всего несколько секунд.
Я прочищаю горло и отвожу взгляд от его широких плеч на кастрюлю, в которой он что-то готовит.
— Хорошо, что ты хочешь? — спрашивает он, его голос по-прежнему грубый, но уже слегка смягчился.
— Я просто хотела посмотреть, не нужна ли моя помощь здесь.
— Ты разве повар? Нет. Уйди, пожалуйста, — добавляет он «пожалуйста» тихим голосом.
— Слушай, ребята за десятым столиком создают мне проблемы. Можешь просто уступить, хоть на один вечер?
Пьер быстро поднимает взгляд на меня. Он кладет ложку на край стола и выпрямляется во весь свой рост метр восемьдесят, если не выше. Складывает руки на груди и приподнимает подбородок почти в защитном жесте. Его брови сходятся вместе, а челюсть напрягается.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он. Его акцент усиливается, почти как у эмигранта, который только изучает английский язык.
— Это не важно. Я просто хочу, чтобы ты дал мне перерыв.