– Сынок, так дальше жить нельзя, – с надрывом в голосе заявила мама после ужина. – Я сегодня взвесилась на работе и с ужасом обнаружила, что поправилась на полтора килограмма. Это просто кошмар.
– Мама, а что ты так переживаешь, ради чего тебе блюсти фигуру? Ты случайно не помнишь, кто на днях заявил, что будет вести жизнь монашки и посвятит её своим детям. Так вот, официально заявляю, думаю, и Пашка ко мне присоединится – мы в таких жертвах не нуждаемся. Если же ты пересмотришь свою позицию, тогда можно будет подумать и о диете и о фигуре.
На удивление, мама спокойно отнеслась к моему заявлению и даже слегка порозовела.
– Ого! – мысленно воскликнул я. – Это что-то новенькое. В прошлых жизнях у маман после развода с отцом мужчина так и не появился.
К моменту, когда надо было ложиться в больницу на повторную операцию, у меня появилась напарница по работе, симпатичная миниатюрная блондинка Эльвира Нокелайнен. Окончив наш университет в прошлом году, она пыталась устроиться переводчиком в «Интурист», но так, как особо выдающихся знакомств у её семьи не имелось, то пролетела с этой профессией, как фанера над Парижем. После этого она устроилась на работу преподавателем английского языка в школу. Но, насколько я понял, её тонкая душевная организация не выдержала столкновения с грубой школьной прозой. Поэтому в семье подняли все знакомства и все-таки смогли устроить девушку диктором на радио.
Зато теперь для Хельми Пятеляйнен наступили золотые деньки. Ей уже не надо было, бросив все дела, самой сидеть у микрофона. Поэтому она не особо огорчилась, когда я сообщил, что завтра у меня госпитализация.
А вот Энсио Венто, присутствующий при этом разговоре, многозначительно кашлянул, привлекая внимание, и затем выразил надежду, что после операции мой внешний вид позволит не только работать на радио, но и на телевиденье.
В приемном покое онкодиспансера, как специально, дежурила Светка Алешина, вернее, теперь уже Хворостова. На этот раз она меня особо не доставала, только сообщила, что Люда вышла замуж за водителя скорой, с которым вместе работала. И хотя прошло много лет, я сразу вспомнил мелкого парня, желавшего выяснить со мной отношения прямо у больницы в Вытегре.
На операцию меня взяли в этот же день.
– А чего ждать? – спросил Новожилов, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Под местной анестезией иссечем рубцовую ткань, наложим швы и все дела. Дня три побудешь у нас, а затем, если все нормально, на выписку.
Так, собственно все и произошло. Через три дня вернулся домой и еще несколько дней сидел дома. Первым делом мама отодрала наклейку со шва и удостоверилась в качестве выполненной работы. И только затем стала звонить и благодарить своего коллегу.
Швы она сняла сама, мне даже не пришлось для этого идти в поликлинику.
Я тоже остался доволен своим новым лицом. И еще раз похвалил себя, что не стал устраивать скандал в госпитале. Еще неизвестно, как бы тамошние хирурги провели такую операцию.
Как по заказу в этот день вернулся Пашка из совхоза. За месяц он ухитрился не написать ни одного письма, или позвонить. Не зная точного адреса, мы тоже ничего ему не писали. Поэтому он был ошарашен новостями.
– Сашка, слушай, тебе лицо классное сделали. Ты сейчас лучше выглядишь, чем до армии! – воскликнул он, когда я открыл ему дверь.
Он, продолжил обсуждать эту тему, когда мама, как бы между делом сообщила:
– Паша, пока ты был в совхозе, Саша устроился на работу.
– Отлично! – воскликнул брат. – И кем он теперь работает?
– Диктором на радио, – гордо заявила мама.
Братец потерял дар речи.
– И не только, – донес я добивающий удар. – Мы с тобой теперь оба студенты нашего университета.
– Обалдеть! – прошептал Пашка, садясь на тумбочку, на которой мы обычно чистили обувь.
Мама, естественно, не могла пройти мимо такого неблаговидного поступка.
– Паша, встань немедленно, ты же запачкаешь брюки, – трагическим голосом произнесла она.
На что оба её сына ответили ржанием молодых жеребцов.
– Мама, да ты полюбуйся на это село! – сквозь смех воскликнул я.
– Нашу тумбочку теперь придется отмывать, после того, как он на ней посидел.
Действительно, вид у Павла был не ахти. Куртка уделана в какой-то глине, брюки заляпаны непонятными пятнами, и к тому же порваны. И дымом от него несло, как от копченой курицы.