Словно только сейчас заметив, дворянин оглядел девочку и не скрывая пренебрежения, неохотно кивнул.
— Да, моей тетушки.
— И они в вашей семье очень давно?
— Не одно поколение, — брезгливо протянул парень, заметно раздражаясь, глядя как картины снимают со стены.
— И там наверное изображения ваши…. э-э… родственники?
Последнюю фразу Маша не смогла произнести чисто и лиер снова посмотрел на нее, пытаясь понять, что за акцент.
— Да, там изображены мои предки, к чему эти вопросы, девочка?
“Девочка” была сказано таким тоном, что даже дураку было понятно, что лучше вопросы не задавать. Но Маше было не понятно.
— А у вас тут, в таверне, есть родственники? — наивно, совсем не похоже на саму себя, продолжала уточнять Маша.
— У меня? В таверне? Родственник?! Ты что, блаженная? Плетей захотелось?!
— У-у, какой грозный то против девочки, — сюсюкающим тоном произнесла льера, как с маленьким, и добавила своим привычным голосом — герой! А кроме как воровать и угрожать маленьким девочкам на что еще горазд?
— Воровать?! Да ты, безродная, да как ты смеешь…?
— На первой картине нарисован вот этот парень, — девочка ткнула в меня, а потом перевела руку на Ивера, — и вот этот мужчина. Если приглядеться, их можно узнать. На второй — вид, который вы видеть, если подниматься на крыша. А на третьей опять этот мужчина и его конь. Тоже можно узнать.
— Тарг, возьми ее, утащи на задний двор и всыпь ей ремня. Думаю ей полезно будет…
— А у нас, что, лиер может вот так вот … бить? — Внезапно голос Маши, наливаясь твердостью зазвенел в таверне, наполнившись ледяными нотками, — Ты! Ты! Вор и лождец! Врун! Я рисовать эти картины! И я их дарить владельцам таверны. А ты лжец! И трус!
— Я лиер Сайзен Трин Годор, старший род! Ты хоть понимаешь, что…
— Льера Марья Алексевна Котовска! — Перебил его побледневший, но решительно настроенный Ивер, — Помещик с десятью коленами и лиердомом на пять сьеров!
Дворянин заткнулся. Несколько секунд он молчал, переваривая, потом оглядел Ивера, подмечая его выправку, затем еще раз посмотрел на Машу, пышущую негодованием. Что он там увидел, было непонятно, но по лицу несколько раз пробежали какие-то судороги. Наконец он очень тихо, так что слышала его только Маша, Ивер и я, произнес.
— А сразу нельзя было сказать? И про льеру и про то что вы их нарисовали?
— Обалдеть! Вместо извинений, тебя волнует только это?
Машу слова заметно возмутили, она даже начала опять говорить используя слова нашего и своего языков.
— Льера, я приношу свои извинения за свои слова и свой тон, — тут же склонил голову Сайзен и сразу же продолжил тихим, но твердым голосом, — хоть позвольте мне сохранить лицо?
— Сохраняй, — тихо буркнула Маша и громче добавила, — Увидел похожие и утверждать что твое. Нет бы сначала проверить!
На лице лиера тут же отразилось облегчение и он громким голосом, явно для зрителей, сидящих за двумя столиками озвучил очередную ложь.
— Да признаю свою ошибку. Поспешил от радости. Давно ищем. Действительно очень похожие картины. В полумраке и не отличишь. А вот сейчас вижу свою ошибку. Льера, не откажите поужинать со мной? В знак примирения. Мне правда так неловко и за свою поспешность и свой тон…
Сначала мне показалось, что Маша откажет ему и откажет не совсем цензурно, но она взяла себя в руки и спокойно произнесла.
— У меня одежда постирать, мокрый сушиться. Какой ужин если я для него не одета? Ты даже не видеть, что я льера.
— Ой, да ерунда какая! Я сам не рад, что так вырядился! Жара эта и пыль! Пойду, вот умоюсь и тоже простую рубаху одену, чтобы и мне и вам было удобнее.
Маша пробежалась по нам взглядом, ища поддержки и дядя ей едва заметно кивнул.
— С удовольствием присоединяюсь. И вы меня простить за мой тон, я просто разозлиться. Как художник. Я скоро буду.
Лиер кивнул головой и отошел к самому дальнему столику, где рухнул на скамейку. Охранники пошли следом, сев за соседний, предварительно обменявшись взглядами с Ивером, а Рузан принялся вешать картины на место. Плотники быстро принялись доедать и допивать, желая скорее покинуть обеденный зал.
— Зря я его выставлять дурак, да? — виновато спросила Маша, при этом было заметно как тряслись ее руки, — будет вам мстить?
— Нет, урок он заслужил. Пришел в чужой дом — проявляй вежество. Не будь тебя тут — он и правда мог бы забрать картины. Мы бы потом конечно могли подать на него в королевский суд, но это могло затянуться надолго…