— Один — еврей, другой — поляк.
— Вы знаете их фамилии?
— Нет. Оба раза они не назывались. Когда я их спрашивал об этом, они смеялись и говорили: «Разве, Herr D., контрабандистов спрашивают об имени? И на что вам знать это? Вот вам товар. Если он нравится, покупайте его; если нет, — мы сбудем его в другом месте».
— Опишите мне их наружность.
Д. довольно подробно описал как еврея, так и поляка. Вдруг он хлопнул себя по лбу.
— Позвольте, ваше превосходительство, позвольте! У меня есть бумажка одна, которая, может быть, вам пригодится.
Взволнованный ювелир порылся в бумажнике и вскоре отыскал какую-то небольшую записку.
— Вот она, ваше превосходительство. После последнего посещения моих продавцов — еврея и поляка — я нашел под стулом, на котором сидел еврей, эту записку. Очевидно, она выпала у него из бумажника в то время, когда он клал в него деньги, полученные от меня. Я проглядел записку, но ровно ничего не мог понять из той, простите, чертовщины, какая там нацарапана. Я спрятал ее, решив ее возвратить еврею, если бы он явился ко мне снова.
— А ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там изображено! — оживленно воскликнул Путилин.
Чер. 38 бр. 400 к.
Таз. 13 руб. 8 сап.
1 рук. 10 см.
9 позв. — 9 из. каб.
бер. пусто
Зак. нов. бол. чер. Лейп.
Он долго и внимательно разглядывал записку. По выражению его лица я хотел угадать, представляет ли она какой-нибудь интерес для дела, но лицо моего знаменитого друга было, по обыкновению, невозмутимо спокойно, бесстрастно.
— Хорошо, господин Д., я захвачу с собой эту записку… — сказал Путилин.
— Ваше превосходительство! — обратился к Путилину Д. — Скажите: что же со мной будет? У меня отберут эти камни?
Путилин рассмеялся и похлопал ювелира-немца по плечу.
— Успокойтесь, господин Д.: ваше преступление не так велико, чтобы наказывать вас за него столь сурово. Дело обойдется проще.
— А как именно? — пролепетал ювелир.
— Очень просто. Вы потрудитесь внести следуемую за вашу последнюю покупку пошлину. Это будет справедливо и для вас весьма полезно: отвадитъ вас от охотки покупать драгоценности у господ-контрабандистов. А теперь слушайте внимательно: если к вам вновь явятся эти господа, ни словом не проговоритесь о том, что случилось!
— Может быть, вы желаете, чтобы я их задержал?
— Нет. Этого не надо. Наоборот, дайте им заказ на очень крупную сумму. А пока — до свидания!
В карете я обратился к Путилину:
— Ну, что же, Иван Дмитриевич, придется ехать за границу?
Он помолчал.
— Это будет зависеть от того, доктор, удастся ли мне расшифровать эту записку. Если нет — мы поедем за границу, если да — мы поедем с тобой, но только не за границу, а на границу, в таможню.
— Записку? Какую?
— Ту, которая найдена Д.
— Ты придаешь ей большое значение?
— Да. Посмотри. Любопытная штучка.
Я взял ее, но сколько ни читал, понять ровно ничего не мог.
— Черт знает, что такое! — воскликнул я. — Разве возможно понять, что тут нацарапано? Обрывки слов с какими-то неведомыми цифрами, буквами…
— А между тем я убежден, что эта бумажонка может пролить луч света на наше дело.
— И ты надеешься разгадать эту абракадабру?
— Попытаюсь. Как тебе известно, доктор, я никогда не отчаиваюсь, а упорно стремлюсь вывести свою кривую.
Сначала мы приехали в сыскное. Путилин прошел в свой кабинет, позвал X. и что-то долго ему говорил. Тот молча кивал головой.
— Ну, а теперь, доктор, поедем к тебе. У меня появилось желание попить у тебя чайку, — оживленно сказал мой великий друг.
— Великолепно, Иван Дмитриевич, отличная мысль!..
Через полчаса он находился у меня в кабинете. Я отправился хлопотать насчет угощения для моего дорогого друга, а когда вернулся в кабинет, застал Путилина, погруженного в глубокую думу.
Он сидел перед столом, на котором лежала загадочная записка с ее «кабалистическим» содержанием.
Руки его были скрещены на груди, взор прикован к бумажке.
Я, зная эти творческо-сосредоточенные минуты путилинского раздумья, взял газету и, сев на оттаманку, незаметно следил за ним.
— Гм, — долетало до меня его тихое бормотание. — Какая связь?.. А если так? Нет, нет… а так?
Он порывисто схватил карандаш и начал что-то быстро записывать в записной книжке, лежащей тут же, на столе, рядом с запиской.
Мой лакей бесшумно внес чай.
— А ром, доктор, имеется? — вдруг загремел Путилин.