— Стало быть «возможно», раз я приехал сюда. И скажите еще: для чего вы поставлены на эту ответственную должность, если я, обремененный по горло делами, должен… ревизовать вас, находить контрабандистов?.. Или вы, голубчик, полагаете, что для меня это является удовольствием, почетной командировкой?
Начальник обрел дар слова.
— Уверяю вас, ваше превосходительство, что у нас самым тщательным образом осматривается багаж пассажиров… Никаких умышленных послаблений не может случиться. Если же случайно кому-либо удалось провести бдительность наших досмотрщиков, отнесите это не к нерадению их, а к дьявольской ловкости и хитрости провозящих.
— Так не надо давать зевков, государь мой! — усмехнулся Путилин.
И посмотрел на часы.
— Через час должен прийти заграничный поезд?
— Да-с, ваше превосходительство.
— Велите, чтобы все удалились из зала таможенного осмотра. Я на некоторое время желаю остаться в нем один, только один.
— Слушаю-с…
Путилин бросил мне:
— Возьми свой чемодан, доктор, а то он затеряется в массе осматриваемого багажа…
— Затем, господин начальник, я вас попрошу сделать распоряжения такого рода: во-первых, отправление поезда задержите на десять — пятнадцать минут впредь до моего разрешения пустить его через границу; во-вторых, около дверей таможенного осмотра потрудитесь поставить караул. Пассажиры должны впускаться со своим багажом поодиночке. Поняли?
— Как нельзя лучше, ваше превосходительство.
— Весь поезд должен находиться под усиленным надзором жандармов. Прошу вас.
Я притащил мой чемодан в комнату начальника таможенного досмотра, ломая голову над разрешением вопроса: что задумал сотворить мой великий друг?
Путилин скрылся куда-то.
Прошло с полчаса, не менее.
— Доктор, иди за мной! — услышал я знакомый, властный голос.
Это был Иван Дмитриевич. Я молча последовал за ним.
— Куда это ты ведешь меня, Иван Дмитриевич? — шутливо спросил я, заинтригованный до последней степени.
— В таможенное отделение вокзала, откуда ты только что взял свой чемодан, — невозмутимо спокойно ответил Путилин.
Мы вошли в этот зал.
— Садись, доктор. Еще есть время. До прибытия поезда остается четверть часа.
Я огляделся. Зал был пуст.
Путилин невозмутимо прогуливался по залу, изредка поглядывая на свой хронометр.
— Теперь скоро… — бормотал он.
Как мучительно долго тянулись минуты! Кажется, проходила целая вечность.
Но вот послышался какой-то глухой шум, суетня, шаги бегущих людей.
— Поезд подходит, — обратился ко мне Путилин.
Резкий, дребезжащий звук вокзального колокола донесся до нас.
Прошло несколько секунд, а может быть и минут (я был так взволнован, что не отдавал себе ясного представления о времени), как вдруг у дверей зала, охраняемых патрулем железнодорожных жандармов, послышались топотня ног, резкие, громкие голоса:
— Почему вы задерживаете? Что за новое дурацкое правило?
— По распоряжение начальства.
— Начальства! Начальства! Ваше начальство всюду сует свой нос, нисколько не заботясь об интересах пассажиров! Помилуйте: поезд стоит так недолго, надо вам все показать, вы все перероете, надо все уложить, а вы задерживаете впуском, впускаете поодиночке! Что за безобразие! Когда же мы успеем соблюсти вашу «милую» формальность?!
Негодующий рев голосов усиливался.
Я взглянул на Путилина: лицо его было бесстрастно.
— Иван Дмитриевич, — начал было я.
— Ради Бога, не ори хоть здесь, доктор! — гневно вылетело у него.
Несколько таможенных чиновников-осмотрщиков стояли, выстроившись на своем посту.
— Впускайте! — раздался приказ из-за дверей. Первым вошел чиновник с чемоданом в руках.
— Скорее, скорее, господа! — Я не везу никакой контрабанды! — зло выкрикнул он. — Вот мои вещи. Краткий осмотр — и вежливо-лаконическое:
— Пожалуйста.
За военным влетела дама, вслед за которой носильщик тащил целый транспорт вещей.
— Ради Бога, ради Бога, не мните, скорее, и чтобы я не опоздала! — затараторила она.
— Сию минуту, сударыня, не волнуйтесь, успеете, — успокаивали ее господа чиновники, тщательно перерывая ее саки, сундуки, баулы.
Я, следивший за Путилиным, подметил, что он делает какие-то странные, таинственные знаки одному из чиновников.
— Пожалуйста, вы свободны.
Но вот открылась дверь и в таможенную комнату вошел полный еврей в цилиндре.