Вошла наша старая знакомая агентша, принимавшая выдающееся участие в целом ряде замечательных дел, раскрытых моим гениальным другом.
— Ну, голубушка, предстоит борьба, — весело произнес Путилин.
Глаза даровитой профессионалки-сыщицы загорелись огнем фанатической радости.
— В чем дело, дорогой Иван Дмитриевич? Я так рада… Я давно не принимала участия в серьезных сражениях…
— Ну вот, теперь оно у нас на носу. Ведите эту штучку? — Путилин показал свой рисунок. — Перевоплотиться можете?
— Постараюсь…
Признаюсь, я ровно ничего не понимал, а мой знаменитый друг углубился в просмотр каких-то писем. Прошло с полчаса.
— Хорошо? — раздался звучный голос агентши.
Перед нами была совсем незнакомая женщина с красивым восточного типа лицом. Черные как смоль волосы были причесаны по-модному, назад, вуаль, касторовая шляпа с загнутыми полями, с огромными перьями…
— Отлично! — воскликнул Путилин. — Я вижу, голубушка вы моя, что мои уроки грима вы усвоили превосходно. Ввиду того, что я не знаю, когда именно мне потребуется ваше участие, попрошу вас сегодня безотлучно находиться здесь.
Мы остались одни.
— Слушай, доктор, — начал Путилин, прохаживаясь по кабинету, — ты хорошо знаком со случаями «преступно-болезненной мании мести»? Такое состояние душевной прострации, патологического аффекта, длительного, существует в психиатрии?
— Безусловно. Мания преследования выражается в том, что одним больным кажется, что их преследуют, другим — что они должны преследовать.
— Так… так, — пробормотал Путилин. — Но не правда ли, какая художница моя агентша? Молодец! Живой портрет! Живой!
Высокий элегантный господин инженер поднимался по лестнице. На третьей ступеньке он столкнулся с новым жильцом, господином с черными бакенбардами.
— Простите, пожалуйста, вы, кажется, инженер Хрисанфов?
— Да, это я. Что вам угодно?
— Стало быть, соседушка мой. Очень приятно. — Барин назвал себя, и джентльмены обменялись рукопожатиями.
— Видите ли, господин Хрисанфов, швейцар — он у нас новый — по ошибке вложил в мой почтовый ящик это письмо. Не вам ли оно адресовано?
Инженер взял письмо и сильно побледнел.
— Что это? От нее?.. Благодарю вас… Да, письмо адресовано мне. — Он тут же нервно разорвал конверт и стал читать. Лицо его стало принимать все более злорадно-торжествующее выражение.
— О, как я вам благодарен, что вы вручилимне это письмо!
— Помилуйте, за что же… вы поступили бы, я не сомневаюсь, точно так же.
— Ах, этот глупый швейцар! — злобно прошептал инженер. — Хорошо, что так вышло…
— А вы, господин Хрисанфов, жили еще при старом?
— Да.
— Скажите, правда, будто в этом доме недавно случилось зверское злодеяние?
— Да. Здесь нашли убитую женщину… даму из высшего света… Разве вы не читали?
— Я мало читаю газеты… До меня доходили какие-то слухи… Где же ее нашли?
— Вот здесь… Видите, там… ниже… на площадке…
— Кто же убил ее?
— Швейцар. Он арестован и сидит в тюрьме…
— Какая же цель убийства?
— По-видимому, ограбление… У него нашли бриллиантовое кольцо с руки убитой… Вообще это очень темное дело. Я сильно сомневаюсь, чтобы правосудие пролило истинный свет на злодеяние. — Инженер сухо рассмеялся.
Я, предчувствуя, что в эту ночь должно разыграться нечто знаменательное, находился в кабинете Путилина и вел оживленный разговор с агентшей. Путилин вошел в кабинет с часами в руках, что-то черкнул на бумаге и, позвонив, отдал дежурному чиновнику.
— По назначению! — лаконически бросил он. Потом повернулся к нам.
— Ну, милая барынька, одевайтесь. Где ваше домино и маска? А вы, господин доктор, имеете желание проехать в маскарад? — Затем он стал подробно объяснять агентше, что она должна делать и говорить.
— Вы приедете в маскарад. Встаньте у третьей колонны справа. К вам подойдет высокий господин в черном домино, с красной гвоздикой в петлице. Имейте в виду — это ваш муж…
Зал Благородного собрания был битком набит веселой маскарадной публикой. От массы ярких разнообразных костюмов рябило в глазах. Пахло духами, разгоряченным потом и косметикой. Прелестные звуки томного штраусовского вальса заглушали тихий смех и оживленную болтовню масок. Я был в домино, чувствовал себя, признаться, чрезвычайно глупо. Несколько масок с веселым смехом окружили меня, стали тормошить. «Это, наверное, какой-нибудь ученый медведь!» — «Или ревнивый муж, отыскивающий свою благоверную!» — «Маска, да не будь таким букой, пойдем пить шампанское. Бокал холодненького?» Я отбивался от этих хорошеньких маскарадных пчел и вдруг услышал тихое восклицание: