— Позвольте, ты кто... кто вы такой? — опешил смотритель.
— Начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции генерал Путилин.
И Путилин подал ему свою подорожную.
Смотритель вытянулся, побледнел и, заикаясь, пробормотал:
— Как же так... ваше превосходительство... в таком наряде...
— Не ваше дело. Получили телеграмму?..
— Никак-с нет.
— Ну так вот что: скоро сюда прибудет почта. Командование всем, здесь находящимся, переходит в мои руки. Скажите, кто этот мужик, который трется около станции? Вон он, смотрит.
— Это, ваше превосходительство, мужик из села Бараны.
— Что он здесь делает?
— Доставляет нам овес и сено из своего села.
— Ага! Слушайте меня: вы сейчас должны выйти и громко заявить так, чтобы он услыхал, что сегодняшней ночью прибудет сюда и проследует дальше денежная почта. Поняли?
Смотритель побледнел.
— Ваше превосходительство, осмелюсь доложить, зачем же это? Тут-с происходят часто нападения на почту, так что следует избегать огласки, когда именно проследует почта, держать это в секрете.
Путилин улыбнулся и ласково потрепал смотрителя по плечу.
— Вы честный и хороший служака, но в данном случае надо поступить так, как я приказываю, а почему, вы узнаете позже. Идите и делайте.
Путилин стал наблюдать, стараясь быть незамеченным, из окна станционной комнаты.
— Приготовить лошадей, Васюков! — раздался на крыльце станции зычный голос. — Сегодня ночью приедет денежная почта.
Прошло несколько минут. Путилин не отрывался от окна.
— Ого! Скорехонько собрался, — услышал я его бормотание.
Станционный смотритель, бледный от волнения, суетился около Путилина:
— Не угодно ли вашему превосходительству чайку? Закусить?..
— А что же, это можно! Благодарю вас, голубчик. Мне и моему другу доктору не мешает подкрепиться!
Пока в боковой комнате нам собирали угощение, Путилин нервно потирал руки.
— Неужели произойдет какая-нибудь досадная заминка в прибытии почты? — несколько раз вырывалось у него.
Но вот, около одиннадцати часов вечера к почтовой станции подкатила она, вожделенная почта.
Лицо Путилина просияло.
— Пол победы, пол победы! — радостно воскликнул он.
Я, хоть убей меня, ровно ничего не понимал во всей этой странной, таинственной истории.
Почти вслед за почтой прибыли четыре казака.
— Позовите сюда двух казаков! — отдал распоряжение смотрителю Путилин. Те быстро явились.
— Здравствуйте, братцы! Знаете, кто я? — Казаки опешили.
— А кто? — спросил старший.
— Инструкцию получил от начальства?
— Так точно.
— Ну, так я вот и есть генерал Путилин, а это попутчик мой. Помилуй Бог, какие бравые молодцы!
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — с довольными лицами гаркнули казаки.
— Ну, а теперь слушайте меня внимательно.
И Путилин начал что-то тихо с ними шептаться.
Он говорил довольно долго, после чего казаки быстро вышли и привели почтальона и ямщика. За ними шел смотритель.
— Запереть их в отдельную комнату, дав выпить и закусить, и не выпускать до тех пор, пока вы не получите распоряжения! — властно приказал Путилин.
Когда я, переодетый в костюм ямщика, вышел садиться в почтовую бричку, казаков уже не было.
— А где же казаки, Иван Дмитриевич? — спросил я Путилина-почтальона. — Неужели мы рискнем ехать одни?
— Обязательно, — невозмутимо ответил Путилин.
— А почему же не с казаками?
— Потому что они уже уехали.
— Куда?
— Туда! — махнул рукой мой гениальный друг. — Ну-с, доктор, садитесь и помните, что вы — ямщик, а поэтому — не угодно ли вам править!
Станционный смотритель с бледным, растерянным лицом с глубоким изумлением глядел на нас. Что думал этот честный, скромный служака? Все, что произошло на его глазах, было до такой степени странно, непонятно для него, что он, наверно, считал или себя, или нас спятившими с ума.
Стояла дивная ночь.
Мы отъехали от почтовой станции уже верст пять.
— Скажи, доктор, по совести: ты, наверное, никогда не предполагал, что тебе придется сделаться ямщиком и везти почту?
— Я думаю! — воскликнул я. — Куда мы едем, Иван Дмитриевич?
— Мы должны приехать на то место, где ограбили почту.
— Это не доезжая двенадцати верст до села Бараны?
— Да.
Путилин вынул и стал осматривать свой револьвер.
— Скажи, доктор, твой револьвер в порядке?
— Да.
— Держи его наготове.
— Стало быть, предстоит сражение?
— Обязательно. Борьба произойдет отчаянная.
Признаюсь, это сообщение меня мало порадовало...
— Имей в виду, доктор, что целиться надо правильно, ибо в противном случае ты рискуешь жизнью.
С каждой верстой, которая приближала нас к месту ограблений почты, нервы мои все более и более взвинчивались. Как-никак, а мрачная неизвестность ложилась на душу тяжелым гнетом.
— Остается верста. Приготовься, доктор! — спокойно сказал мне Путилин.
Я, правя правой рукой, левой — вынул револьвер.
Все ближе, ближе.
Направо показались огромные сосны-великаны.
— Задержи ход!.. Поедем тише! — сказал Путилин. — Нам выгоднее это...
Я сдержал лошадей и мы поехали очень легкой рысью.
— Слышишь? — обратился ко мне мой друг. — Слышишь этот свист?
— Это птицы какие-то ночные кричат.
— Ты думаешь? — усмехнулся Путилин. — Ох, доктор, у этих птиц нет крыльев, но зато имеются ножи, топоры и дубины.
— Разбойники? — как-то невольно вздрогнул я.
— Они самые. Пожалуйста, не спускай глаз с левой стороны дороги. Там, как ты видишь, овраг. Так вот оттуда ожидай нападения.
Не успел Путилин это сказать, как три высокие, рослые фигуры выскочили из оврага и бросились к нашей бричке.
— Стой! — загремел один, хватая одну из лошадей под узцы.
Другой разбойник в эту секунду замахнулся уже на Путилина своей страшной дубиной, которой можно бы было раскроить череп не только человеку, но и волу.
Но ему этого не удалось. Грянул выстрел и высокий мужик, дико закричал и, нелепо взмахнув руками, грянулся на дорогу.
Вслед за выстрелом Путилина послышались два ружейных залпа. Я похолодел и взглянул направо, сразу не мог ничего сообразить. К нам, с пригорка, мчались четыре всадника.
— Мы погибли! Это разбойники! — воскликнул я, еле сдерживая рвущихся вперед лошадей.
— Протри глаза, доктор, это казаки! — крикнул Путилин.
Он выпрыгнул из брички и, направляя револьвер на двух головорезов, оцепеневших на месте, загремел:
— На колени, негодяи!
— Врешь, поганый дьявол! — прохрипел рыжий разбойник, с остервенением бросаясь на Путилина.
Грянул второй выстрел.
Рука разбойника, державшая огромный нож, повисла, как плеть.
— Ну, здравствуй, Семен Артемьев! — насмешливо проговорил Путилин. — Не ожидал меня так скоро увидеть?
— Кто... кто ты, проклятый? — придерживая здоровой рукой раненую, воскликнул разбойник.
— Я-то кто? Фургонщик-коробейник, дорогой мой старый Дмитрич.
Разбойника отшатнуло.
— Ты тот фургонщик! — дико заворочал глазами Артемьев.
— Я, я самый.
В эту секунду налетели вихрем казаки.
— Берите братцы их! — приказал Путилин.
Сын Семена Артемьева, тот, который был женат на красавице-молодухе, попробовал было спастись бегством, но это ему не удалось.
— Эх, попались, батя! — стоном вырвалось у него, когда спешившиеся казаки вязали его веревкой. — Говорил тебе: довольно поработали, зашабашим.
— Корысть, сынок, заела! — поник головой душегуб.
Путилин подошел к ним.
— Звери, вы звери! И как это вы решились столько душ загубить?