С каждый словом Нацу в душе Люси понималось какое-то новое, незнакомое чувство. Словно теплая волна с щекочущими пенными барашками заполняла все ее существо. Но разум сопротивлялся, не в силах поверить, изменить привычную картину мира.
Пусть Нацу говорит так серьезно, пусть смотрит пытливо, с необычной для него мягкостью, все-таки он наверняка ошибается.
Проведя языком по пересохшим губам, Люси выдавила:
— Я тоже очень скучала по тебе…
Замолчала, помялась и произнесла на одном дыхании, точно прыгая со скалы в ледяную воду:
— Если ты меня любишь, то должен испытывать влечение ко мне, как к женщине.
Нацу недоверчиво прищурился.
— Это как?
— Ну, например, если я тебя поцелую, ты должен почувствовать нечто совершенно особенное.
— Поцелуй? Как в истории про спящую девицу? — Нацу подался в сторону и уставился на Люси круглыми глазами. — Мне нужно будет уколоться веретеном и сто лет проваляться мертвым?
— Нет, нет, такое бывает только в сказках. На самом деле целоваться можно в любое время.
«Ты что несешь?!» — возопила самая трезвомыслящая часть разума.
Люси действительно понесло, как на повозке с горы, и остановиться она уже не могла.
— Тогда давай попробуем. — Нацу опять придвинулся к ней поближе.
Когда его теплое дыхание коснулось ее лица, Люси вздрогнула, ощутив одновременно испуг и непонятное томление. Но идти на попятный было уже поздно.
— Закрой глаза и не двигайся, — велела она.
Нацу покорно зажмурился и замер. Люси тоже замерла, сообразив, что не умеет целоваться. Нет, теоретически она, конечно, знала, что делать, но вот на практике…
Наверное, не меньше минуты она просто сидела, вглядываясь в сосредоточенное лицо Нацу. В который раз с момента их первой встречи, она отметила, что он — симпатичный. Пусть и не писаный красавец, каких изображают на портретах в романах для дам. Но было в его мальчишеских чертах что-то особенное, какая-то скрытая сила, которая притягивала Люси. Ей хотелось к нему прикоснуться.
Склонившись вперед, она быстро прижалась губами к теплым, твердым губам Нацу и так же быстро отстранилась, точно клюнула, а вовсе не подарила сладкий поцелуй.
Она не ощутила в этот момент удара молнии, как писали в романах. Люси вообще затруднялась описать свои чувства. Скорее поцелуй показался ей глупым и не особо приятным.
— Ну как? — спросила она у Нацу.
Открыв глаза, тот выдал небрежно:
— Мокро.
Слово словно плюхнулось Люси на лоб, ставя печать идиотизма.
Ну, по крайней мере, она проверила и теперь можно расставить все по местам.
— Вот видишь, значит, возбуждения ты в моем присутствии не испытываешь, — подвела она итог упавшим голосом.
Интересно, почему она, кстати, так разочарована? Впервые с момента начала их странного разговора Люси задумалась над вопросом, который давно должен был прийти ей в голову: сама-то она любит ли Нацу? Пытаясь выяснить природу его чувства, она как-то забыла о своем.
— Я запутался, — буркнул Нацу, хмурясь. — Что это за возбуждение, о котором ты все талдычишь? Что я такого должен почувствовать от поцелуя?
— Жар во всем теле, мурашки по коже, — принялась перечислять Люси, потом посмотрела в непонимающие глаза Нацу и привела более привычный для драконов грубый пример. — Всякие ощущения в органе, которым ты собрался детенышей делать.
К ее удивлению, Нацу просиял.
— Во! Так бы сразу и сказала. А то всякие поцелуи да мурашки. Когда ты гладишь меня по голове, я иногда всякое такое чувствую. И пипирка твердеет.
У Люси самым глупейшим образом отвисла челюсть. Несколько минут она приходила в себя, пытаясь подобрать слова, и только блеяла что-то бессвязное. Выходит, что все это время, когда она гладила Нацу, он чувствовал… О, боги! Она-то думала, все так невинно. Ага, как же. Погладь урчащего дракончика. А тут оказывается не дракончик, а целый драконище.
— У тебя физиономия опять красной-красной стала, — обеспокоенно проговорил Нацу. — Ты смущаешься или болеешь?
— С тобой и заболеть недолго, — пробормотала Люси.
Она провела рукой по лицу.
— Знаешь, мне надо тщательно обдумать все, о чем мы говорили.
— Я давно заметил, что ты вообще слишком много думаешь, Люси, — с умным видом сообщил Нацу. — Может, поэтому ты так плохо ешь и все время волнуешься? Думать — вредно.
Какой бы растерянной Люси ни была, но это последнее заявление заставило ее усмехнуться.
— Иногда, думать наоборот, очень полезно… Кстати, мы сейчас все время говорили только о тебе, но ты не спросил ничего о моих чувствах.
Теперь уже Нацу выглядел растерянным.
— Точно…
Принявшись остервенело чесать темечко, он отвел взгляд — Люси впервые видела его таким смущенным.
— Ну… я как-то решил, что я тебе нравлюсь… и ты захочешь со мной спариться.
«Самомнение у тебя, однако», — подумала Люси.
Но Нацу сейчас выглядел таким поникшим и пришибленным, что ей тут же стало его жалко.
Люси осторожно коснулась его руки.
— Ты мне очень нравишься. Просто насчет спаривания я не уверена. Мне, правда, надо подумать.
Мгновенно взбодрившись, Нацу широко ей улыбнулся.
— Ладно, подумаешь, спаривание. Больно надо! Наверняка нет в нем ничего такого уж особенного. Главное, что ты — со мной… И мы ведь будем спать вместе?
— Будем-будем, — покорно согласилась Люси.
Все равно в этом вопросе она бы Нацу переубедить не смогла, а выгнать из своей кровати — подавно.
— Вот и отлично! — Нацу спрыгнул на пол. — Ух, что-то от всей это болтовни так жрать захотелось!
Прежде, чем Люси успела ему напомнить, что стоит умыться, он уже вылетел за дверь и из коридора донесся удаляющийся топот босых ступней…
Люси действительно собиралась хорошенько обдумать свои отношения с Нацу, но как можно думать о любви, когда кругом столько дел?
После завтрака Люси, выполняя данное самой себе обещание, засела за разбор бумаг в кабинете отца. Драконам, чтобы не мешали, она вручила несколько книжек с картинками, которые сама любила в далеком детстве.
Погрузившись в колонки цифр и сухие бухгалтерские отчеты, Люси быстро забыла о делах сердечных.
А после обеда нужно было начать уборку дома. Он больше месяца простоял запертый и естественно, что во всех комнатах скопилась пыль. Люси удалось привлечь к себе в помощь и Нацу, и Венди, представив беготню с тряпками, ведрами и метлами как некую игру. Нацу особо яростно включился в соревнование под названием «Кто быстрее вымоет свой участок», так что приз в виде самой большой порции пирога достался ему.
Вечером на лечение к Венди пришел Макаров, притащивший на буксире своего закадычного приятеля Яджиму — такого же дряхлого дедульку с полной тележкой старческих болячек. Пока Венди возилась с ними, Нацу уговорил Люси рассказать очередную сказку. Она уселась в кресле у камина, он расположился прямо на ковре и внимательно слушал повесть про исполняющую желания Золотую рыбку.
В какой-то момент Нацу положил голову Люси на колени, и она, не отдавая себе в этом отчета, начала перебирать пряди его волос. Все было так привычно и обыденно, что Люси не сразу вспомнила утренний разговор, а, вспомнив, поспешно отдернула руку. Нацу недовольно замычал и поднял на нее щенячий взгляд.
— Ну ты чего, приятно же… Или тебе не нравится меня гладить? Так и скажи. Если хорошо только мне, это не честно.
Не то, чтобы Люси было неприятно. Часть ее, переполненная женской гордостью, наслаждалась от мысли, что ее прикосновения доставляют Нацу удовольствие. Но в то же время Люси отчаянно смущалась.
— Нет, все в порядке.
Она снова положила руку Нацу на голову, и он, довольный, потерся щекой о ее колени, от чего у Люси внутри словно сжал лепестки цветочный бутон.
Но вот к их компании присоединилась уставшая после применения магии Венди, и Люси сразу расслабилась. Она рассказала драконам еще одну историю и затем погнала всех спать.
Уже второй день с тех пор, как Нацу и Венди поселились в ее доме, проходил тихо и мирно. Люси уже начала надеяться, что так будет всегда…