Публика медленно расходилась, ворча, одни направлялись к другим помостам, кто-то решил утешиться у фруктовых прилавков. Пока команда приближалась, рассказчик сдергивал и сворачивал задник с изображением ночного неба.
— Эй, парень, — окликнул Касым.
Тот оглянулся, отыскивая, кто к нему обратился.
— Эй, парень, — презрительно повторил Касым, помахивая рукой, чтобы привлечь внимание, — поверни-ка ко мне свои рабские ушки.
Взглянув сверху вниз, рассказчик рассмотрел шестерых грубоватых с виду мужчин, собравшихся непонятно зачем у помоста, но, приучив себя не выносить заключений, увидел перед собой просто компанию, ничем не отличавшуюся от других — люди как люди, — и инстинктивно улыбнулся.
— Чем могу служить? — спросил он.
— Словом хочу с тобой перемолвиться, — сказал Касым, восхищаясь собой. — Если ты уже закончил.
— Конечно, — согласился рассказчик и покорно спрыгнул с помоста на землю. — Только знай, что я маула[35]. Мое имя Зилл. Дядя дал мне полную свободу.
— Но ты еще мальчишка, правда?
— Вечный, — рассмеялся Зилл, поставивший перед собой непосильную задачу угождать всем и каждому.
— Впрочем, видно, у тебя хорошая память, раз помнишь столько всяких баек. Много платят? — Касым многозначительно взглянул на почти пустую корзинку Зилла.
— Я не ради денег рассказываю.
— Просто в толпе толчешься? Народ зазываешь? Твой дядя то же самое делает.
— Значит, ты моего дядю знаешь?
— С тех пор как ты еще на свет не родился.
— Такой человек заслуживает уважения.
— В самом деле не помнишь меня? — обиженно переспросил Касым.
— У меня действительно хорошая память, только не на лица.
— Ты не раз мне прислуживал в дядином доме, — соврал Касым, — и утверждаешь, что совсем не помнишь?
Зилл попытался собрать немногочисленные воспоминания о периоде службы.
— К сожалению, в доме дяди бывало очень много народу. Впрочем, удивительно, что я не могу припомнить столь примечательного мужчину.
Таук рассмеялся, хотя Зилл говорил без малейшей иронии.
— Ну и ладно, — отрезал Касым. — Потому что я тоже не помню твою свиную задницу. — И с этой минуты начал держаться с необычной даже для себя враждебностью.
— Чем могу служить? — вновь спросил Зилл, до сих пор не догадываясь, к чему клонится дело, но и не позволяя себя запугивать.
Выпучив на него левый бычий глаз, Маруф выпалил типичный для себя вопрос — ни к селу ни к городу:
— Ты кастрат?
— Тише, — рявкнул Касым.
— Да нет, все в порядке — Зилл сочувственно посмотрел на Маруфа — Ты что-то сказал, друг мой? На рынке шумно, плохо слышно.
— Ты кастрат? — повторил Маруф, слышавший где-то, будто нубийцы бесплодны, как мулы.
— Надеюсь, что нет, — рассмеялся Зилл. — Мир полон чудес, хорошо б в нем оставить потомков.
— Не сердись на Маруфа, — в паузе вставил Юсуф. — Такой уж он есть. — И добавил в объяснение: — Нас твой дядя прислал. Хочет, чтоб ты с нами в Африку плыл.
— Что, никогда об этом не слышал? — раздраженно спросил Касым.
— Так вы моряки? — удивился Зилл.
— Конечно, моряки. Никогда не слышал?
— Никогда, — покачал головой юноша. — Ну, серьезных разговоров не было…
— Не поверю, — сказал Касым. — Даже не догадывался?
— Было дело, — признался Зилл. — Как-то мы обсуждали с дядей такую возможность. Только речь шла об Индиях. Он, наверное, неправильно меня понял.
— Никогда не рассказывал тебе про кофа?
— Про кофа? — переспросил Зилл и сразу все понял. — Стало быть, дело в кофа? Которым заинтересовался мой дядя?
— Значит, слышал?
— Я его постоянно пью, чтобы день был длиннее.
— Вот зачем мы отправляемся в Африку, — объявил Касым, — за кофа. Чтобы у толстозадых олухов вроде тебя день стал длиннее.
— Да сохранит тебя Аллах и вернет домой в целости и сохранности. Но сколь бы ни было мне приятно ваше общество, как бы ни уважал я желания моего дяди, у меня своя дорога. В данный момент никак не могу выкроить время на путешествие.
— Не можешь? — рассмеялся Касым. — Почему? Есть ближайшие планы?
— Слишком много важных дел надо сделать.
— Важных? — Касым не верил, что бывают дела важней плавания в море.
— Шехерезада? — с готовностью подсказал Юсуф.
Темные глаза Зилла озарились улыбкой.
35