— Глазам своим не верю! — прокричал чей-то голос. Это был Адин, хозяин таверны, одетый в традиционную пятнистую джуббу виноторговца. — Аль-Басри! — просиял он. — Морская крыса! Слава Аллаху, вновь приведшему тебя в мой дом! — Он проскользнул по залу, сердечно приветствуя Касыма.
— Мир тебе, и все прочее, — сказал искренне польщенный Касым, честно забывший имя этого мужчины. — Давно мы не видались?
— С момента крещения моего сына.
— Сколько ему сейчас?
— Уже причащает.
— Причащает?
— Прислуживает по праздникам в аль-Джатилике.
— Ну да? — заморгал Касым. — Проклятие, я и правда состарился.
— Возмужал! Кто пьет вино, никогда не стареет.
Касым рассмеялся:
— А ты тут процветаешь?
— Хотят утопить нас в налогах, но мы пока держимся на плаву.
Морская аналогия прозвучала приятно.
— А церковь?
Единственная реально запомнившаяся Касыму деталь заключалась в том, что Адину грозило отлучение из-за причастности к проституции.
— Ба! — махнул рукой Адин. — Церковь обнаружила, что кровь Христова с неба дождем не льется.
— Я такого никогда не видел. Стало быть, ты ее поставляешь?
— Угу, в виде вина. И прочее по мере необходимости.
— А Мириам? — Касым подвинулся ближе. — Все поет?
— Увы, Мириам получила другую работу. Даже в таком возрасте на ее услуги большой спрос.
— Спрос большой не только на ее услуги, — попробовал слегка пошутить Касым, и хозяин таверны расхохотался от всего сердца.
— У нас недавно появилась другая певица, может быть, тебе понравится. Многие мужчины жаждут ее улыбки. Может, выкроишь время ее позабавить?
Касым призадумался, чувствуя искушение. Воин весь день терзался: сперва из-за сказительницы, невидимой на приапическом толстокожем животном, потом из-за запахов, оставленных драгоценнейшей Зубайей, и высокой порученной миссии, возбуждающего кофа, прелестных красавиц из сказки мальчишки-раба, подмеченной по дороге в таверну грудастой девки, шлявшейся по улице в чем мать родила. Это уже почти нестерпимо. Сексуальный аппетит Касыма ненасытен, он никогда не ходит в плавание без своей «специальной подушки» в виде гигантского баклажана, которую откровенно называет третьей женой «без нытья и без месячных». На твердой земле первым делом спешит влезть на какую-нибудь жену, шлюху, рабыню, дикарку, а если не удастся, то и на соломенное чучело, которое можно из-под полы купить в порту Сираф. Он без конца хвастался своими мужскими достоинствами, волнуя остальных в открытом море сладострастными откровениями. Доведенный до точки воспламенения голой бабой на улице, он предвкушал прелести пропорционально сложенной Мириам, которую однажды довел до экстаза и воплей всего за двадцать дирхемов.
— Может быть, — разочарованно бросил он, постаравшись принять деловой вид. — Я должен тут повидаться… с одним евреем. — И оглядел посетителей. — Позабыл, как зовут.
— Нынче вечером к нам ни один еврей не заглядывал.
— Может, он ходит в каком-нибудь другом обличье.
— Все равно, — заверил Адин, — я всех присутствующих хорошо знаю. Вон те два дайякана — заядлые игроки. Абдулла — старый друг. Те двое — погонщики верблюдов с буйным нравом. Никаких евреев.
— Наверно, не дошел еще.
— Важный человек?
— Самый важный на свете.
— Тогда открою бочонок лучшего вина мушамма и помолюсь о благоприятном исходе.
Расстроенный Касым присоединился к обществу, откинулся на подушки, перед ним мигом появился прислужник, протянув бокал на ножке и салфетку, чтоб утирать рот. Из горлышка кувшина полилось густое красное вино. Касым громко, бесцеремонно проглотил напиток, сразу понравившись двум забиякам, сидевшим рядом.
— Дай мне бездонную чашу, а? — дружелюбно сказал один. Единственное, что я ставлю выше убийственной драки.
— Дай мне бездонную женщину, — ответил Касым. — Если такой поблизости нет, я согласен на драку.
Мужчины рассмеялись.
— Тогда тебе наверняка угодит певица Дананир. Скачет, как йеменская верблюдица.
— Я хотел повидать Мириам. Много лет ее не встречал.
— Мириам особенная, — согласился первый задира. — Да теперь растолстела. А Дананир колышется, как тростник. И дырка не меньше, чем в куполе.