Первый погонщик обхватил Касыма, припер к стене, второй занес нож.
Из темноты неожиданно вынырнула бычья туша, и высокий погонщик мгновенно оказался на земле. Партнер, оглянувшись, увидел чудовищно обезображенного мужчину — Таука, — который под усиливавшимся дождем схватил и поднял его, как нашкодившего кота, а когда отпустил, тот со всего размаху грохнулся оземь, однако сумел встать. Оторвавшись от стены, Касым двинулся на него. Юсуф шагнул вперед, стараясь его удержать.
— Ты мертвец! — завопил Касым, и оглушенные погонщики верблюдов решительно схватились за оружие.
— Уведите его отсюда! — кричал в дверях хозяин таверны. — Уберите! — Он тыкал пальцем в ночь, размахивая лампой. — Драку в моем доме устроил! Наплевал на гостеприимство! Опозорил меня! Уберите его!..
Юсуф видел в таверне других посетителей, чувствовал, что Касым вырывается из его объятий, наблюдал, как погонщики верблюдов пытаются подняться, а Таук стоит над ними, полный гнева. И на сей раз Юсуф не стал колебаться. Сама мысль об уличной драке была для Юсуфа невыносима. Но обстоятельства заставляли его взять на себя роль настоящего вожака.
— Уходим, — приказал Юсуф под звучные гонги и барабаны грома. — Пока шурта не явилась.
— Уведите его! — бесновался хозяин таверны.
— Вернемся к мечети.
— Уберите его отсюда!..
Таук согласно кивнул, и они с Юсуфом направились к остальным, прихватив капитана, таща его за собой под дождем в темноте.
— Я могу драться! — кричал Касым. — Отпустите меня!
— Еврей там? — спросил Юсуф во время отступления.
— Я драться могу!
— Еврей там?
— Какой еврей? — захлебнулся Касым.
Они пробирались по ветреным улицам Шаммазии среди плясавших в бурных воздушных потоках клочков соломы и тряпок.
— Придется идти кругом по дороге вдоль канала Махди, — заключил Юсуф, щурясь. — В обход кордонов.
Однако не успели они свернуть на запад, возвращаясь к Тигру и рынку Яхья, как столкнулись с фигурой, летевшей по улице в противоположную сторону.
От сильного удара Даниил со стоном упал на землю. Фигура свалилась на него, потом поднялась, задыхаясь.
Юсуф из предосторожности инстинктивно вытянул руку.
Фигура обернулась и дико уставилась на Юсуфа. Вор не верил своим глазам — перед ним стояла обнаженная женщина.
— Шехерезада?.. — охнул он.
Женщина — полногрудая, с косами и смуглой кожей не стала мешкать и в панике понеслась по пустынной улице.
— Мириам!.. — пьяно крикнул Касым, попытался догнать ее, но Таук помешал капитану.
Женщина растаяла в темноте. Команда ошеломленно стояла на месте.
— Без серебра, — пробормотал Маруф, и поднявшийся Даниил робко кивнул.
Без браслета на щиколотке.
Юсуф нахмурился. Посмотрел на других в ожидании объяснения.
— Мириам… — с тоской пробормотал Касым.
Их хлестал дождь.
— Очень… странно, — пробормотал вор, намеренно недооценивая происшествие, и все члены команды одновременно почувствовали, будто их безнадежно затягивает в некий водоворот.
Буря сомкнула кольцо и принесла песок.
Глава 8
ривыкшие спать в душные летние ночи на крытых глиняной черепицей крышах жители Круглого города, полные надежды и благоговейного страха, смотрели, как над их головами борющимися змеями сплетаются две бури. Ветер весь день трепал вывешенное белье, первые капли дождя уже падали, а люди стояли на месте, бормоча молитвы, понимающе улыбаясь при крепнувших раскатах грома, готовые смотреть спектакль до тех пор, пока не возникнет физическая опасность. После шумного дневного празднества гроза представлялась кульминацией торжеств, фейерверком вроде тех, которые фокусники-китайцы иногда устраивают на Шелковом рынке, хотя буря такого масштаба, подобно любым грандиозным природным явлениям, предвещает вскорости крутые перемены, волнуя всех наблюдателей, опасающихся ее силы.
Всех, кроме рассеянного Зилла. Он в любом случае не привык чрезмерно задумываться о себе, считая личные заботы банальными, раздражающими, полными неприятных сюрпризов. Не привык и в столь позднее время находиться где-либо, кроме своей комнаты на первом этаже по соседству с уборной. Оставался там даже в самые жаркие ночи, углубившись в переводы при свете лампы под абажуром, погружаясь в сказки своего детства, внося компактные заметки в готовящийся указатель. Чтение и занятия впервые избавили его от позорного рабства, и с их помощью он надеялся достичь полного духовного освобождения. Официальную свободу получил на год раньше, чем ожидалось (ценой двух ежедневно выплачиваемых дирхемов — таким образом дядя приучал его ценить всякую вещь), прикладывая столько усилий и пыла, что аль-Аттар пришел в настоящее восхищение, ворчливо наградив племянника сморщенной головой яванского питекантропа и исфаханским тюрбаном. «Решимость — основа успеха, — изрек он. — Хотя и стоит на втором месте после дальновидности и практичности».